В субботу рабби остался голодным - [62]

— С тобой все в порядке, дорогая? Это не…

— Нет, еще не время, — улыбнулась Мириам. — Просто я целый день была на ногах и не в состоянии идти пешком. Я позвоню Марголисам, чтобы захватили меня с собой.

— Глупости, я сам тебя отвезу.

— Но, Дэвид, ты же в шабат не водишь машину…

— Это вообще-то не религиозная щепетильность, Мириам. Для раввина консервативной конгрегации, где все ездят на машинах, это, пожалуй, даже ханжество. Нет, правда, это всего лишь дело привычки! Я отвезу тебя.

— Но если люди увидят, что ты приехал на машине, — они не свяжут это со слухами о твоей отставке?

Рабби рассмеялся.

— Ты хочешь сказать — они подумают, что все это время я был ханжой, а теперь, уходя в отставку, сбросил маску? Ну, если им хочется — пусть думают. Пойдем.

Он взял жену под руку и повел к машине. Распахнув дверцу, широким жестом пригласил ее садиться. Все выглядело бы весьма импозантно, если бы машина сразу же тронулась с места. Но прошло минут пять, а рабби все крутил и крутил стартер, не производя ничего, кроме отчаянного шума. Он что-то ворчал себе под нос, и Мириам уже решила было бодро заявить, что больше не чувствует усталости и может идти пешком, но тут двигатель вдруг завелся.

Рабби доехал до конца улицы и притормозил перед поворотом.

— Поверни налево, — сказала Мириам.

— Но в храм направо, — возразил он.

— Мы же на машине, так что у нас полно времени.

Он пожал плечами, как бы говоря: кто же станет спорить с беременной женщиной? — и повернул, куда было велено. Они проехали несколько кварталов, и Мириам сказала:

— Останови здесь.

Рабби увидел офис местной таксомоторной компании и наконец сообразил, в чем дело.

— У моего мужа проблемы с машиной, — сказала Мириам, когда к ним вышел хозяин, — а в один из ближайших дней ему придется срочно доставить меня в больницу. Вы работаете все время?

— Двадцать четыре часа в сутки, миссис Смолл.

— А если все такси будут заняты? — спросил рабби.

— Не волнуйтесь, рабби. У нас четыре машины, и за последнюю пару месяцев все они были в разъезде только вечером в пятницу, когда у вас был большой праздник. Они без конца мотались к синагоге и обратно — до половины восьмого или до без четверти восемь. А потом у нас не было ни одного заказа почти до полуночи. Наверное, все разъезжались на машинах друзей, — с легкой грустью сообщил хозяин.

— Значит, мы можем положиться на вас, если у мужа опять не заведется машина?

— Нет ни малейших причин волноваться, миссис Смолл, можете мне поверить. Учитывая, как идут сейчас дела, я вам гарантирую: мы вас доставим, куда надо, даже если у вас будут близнецы! — И он от души расхохотался над собственной шуткой.

Когда рабби снова не удалось завести машину, хозяин проявил профессиональный интерес.

— По звуку вроде как карбюратор, — сказал он. — Вам лучше заняться им, не откладывая.

Сразу вслед за этим машина завелась, и рабби дал полный газ — исключительно ради удовольствия услышать, как взревет мотор.

— Я так и сделаю! — крикнул он, отъезжая. — Я рад, что ты догадалась позаботиться о такси. Лучше подстраховаться, — сказал он жене.

— Это не потому, что ты не хочешь быть обязанным Лэнигану? — спросила она.

— Конечно, нет.

Стоянка у храма, похоже, была заполнена больше, чем обычно по пятницам.

— Как ты думаешь — это не потому, что они услышали о твоей отставке? — поинтересовалась Мириам. — И хотят показать, что они тебя поддерживают?

— Скорее это просто любопытство. Наверное, хотят выяснить, что там у меня случилось, да еще эти противоречивые слухи о смерти Хирша…

— Ты становишься ожесточенным и циничным, Дэвид.

Рабби удивленно посмотрел на жену.

— Вовсе нет. На самом деле это говорит о том, что храм выполняет одну из своих главных и традиционных функций — центра общины. В европейских гетто, да, собственно говоря, и в добровольных американских гетто стоило чему-то случиться, как новость передавалась от дома к дому со скоростью телеграммы. А здесь у нас евреи не живут компактно — они со всех сторон окружены иноверцами, поэтому когда происходит что-то представляющее для евреев особый интерес, они идут в храм, чтобы разузнать всю подноготную. Я не обижаюсь. Наоборот — я доволен.

Однако тем, кто думал, что рабби будет говорить о своей предполагаемой отставке и ее причинах, пришлось испытать разочарование: он ни одним словом не дал понять, что этот вечер пятницы чем-то отличается от всех прочих. После службы, когда рабби присоединился к конгрегации, собравшейся в малом зале на традиционный чай с пирогом, приготовленный женской общиной, он краем уха то там, то сям улавливал обрывки разговоров. По большей части они касались смерти Айзека Хирша. Один раз до него донеслось: «Я уверен — рабби знает, в чем тут дело. Не удивлюсь, если окажется, что его отставка как-то с этим связана». — «Но каким образом?» — «Понятия не имею, но чтобы такое совпадение…»

Однако тем немногим, кто подходил к рабби с вопросом, что он думает о деле Хирша, он неизменно отвечал: «Не знаю. Я не был знаком с этим человеком».

Рабби обрадовался, увидев, что Мириам, которая обычно в течение всего вечера оставалась на ногах, на этот раз проявила достаточное благоразумие, чтобы сесть на один из складных стульев у стены. Вокруг нее собралась небольшая группка озабоченных женщин.