В стране литературных героев - [64]

Но уж такого ты, брат, не слыхал,

И тут не место всяким там упрекам…

(Читает.)

"Служил Гаврила хлебопеком!

Гаврила булки выпекал!"

(Замолкает в ожидании рукоплесканий.)

Осторожный голос:

И это все?

Ляпис:

Пока что – все!

Голоса:

– Отлично!

– Лирично!

– Поэтично!

– Лаконично!

– Какой поэт!

– Ну прямо от земли!

– Ах, он вполне годится в короли!

Баян (старается перекричать этот шум):

Силянс! Пардон! Поэт Владимир Ленский!

С душой, как говорится, геттингенской!

Гена:

Архип Архипыч! Он-то здесь при чем?

Ему что делать с этим дурачьем?

По-моему, они тут все сбесились!..

А.А.:

Нет, не совсем. Не так глупы они.

Ленский (томно):

"Куда, куда вы удалились

Весны моей златые дни?..

Паду ли я, стрелой пронзенный,

Иль мимо пролетит она,

Все благо: бдения и сна

Приходит час определенный;

Благословен и день забот,

Благословен и тьмы приход!.."

Голоса:

– Как мило!

– Браво!

– Ах, как он пригож!

– Совсем на лорда Байрона похож!

Баян (в голосе его зазвучали торжественные нотки):

Месье, медам! Гражданочки и дамы!

Забить осталось главный гвоздь программы!

Вот этот гвоздь, увесистый весьма!

Бессменный наш король, Прутков Козьма!

Эти его слова встречены настоящей овацией.

Голоса:

– Ура!

– Виват!

– Козьма, привет прими!

– Читай скорее!

– Не томи!

Прутков (торжественно):

"На взморье, у самой заставы,

Я видел большой огород.

Растет там высокая спаржа;

Капуста там скромно растет.

Там утром всегда огородник

Лениво проходит меж гряд;

На нем неопрятный передник;

Угрюм его пасмурный взгляд…"

Гена (тихо):

Архип Архипыч! С этим королем,

По-моему, дела иметь опасно…

Откуда он все это сдул?..

А! Ясно! Сравните…

А.А.:

С чем?

Гена:

С "Воздушным кораблем":

"Из гроба тогда император,

Очнувшись, является вдруг;

На нем треугольная шляпа

И серый походный сюртук".

А.А. (так же тихо):

Да, Геночка, ты верно угадал.

Но-тсс!.. Иначе вызовем скандал!

Прутков (продолжает).

"…Намедни к нему подъезжает

Чиновник на тройке лихой.

Он в теплых, высоких галошах,

На шее лорнет золотой.

"Где дочка твоя?" – вопрошает

Чиновник, прищурясь в лорнет,

Но, дико взглянув, огородник

Махнул лишь рукою в ответ.

И тройка назад поскакала,

Сметая с капусты росу…

Стоит огородник угрюмо

И пальцем копает в носу".

Шквал аплодисментов.

Голоса:

– О наш король!

– Наш властелин!

– Наш гений!!

– Ты победил!

– Да, никаких сомнений!

– Ах, от него давно я без ума!

– Да здравствует великий наш Козьма!

Баян:

Силянс! Победа снова за Прутковым!

Король венком венчается лавровым!

Баян торжественно возлагает на макушку Козьмы Пруткова лавровый венок. Козьма с достоинством, как должное, принимает эту награду. И тут вдруг на сцене появляется новый персонаж. Худой, высокий, он выходит на авансцену, сразу заслонив собой всю церемонию венчания короля поэтов.

Баян:

А это кто сюда без спросу прет?

Пардон, месье! Зайдите через год!

Местов, как говорится, больше нет!

Вы кто такой? Откуда?

Незнакомец (голос его низок и глубок, а интонации сразу выделяются в этом шутовском гомоне):

Я – Поэт!..

Баян (издевательски):

Видали невидаль? Да мы тут все – поэты!

А впрочем, может, там у вас – куплеты?

Веселенькое что-то? Тра-ля-ля?

Тогда – повеселите короля!

Поэт:

"Ищите жирных в домах – скорлупах

и в бубен брюха веселье бейте!

Схватите за ноги глухих и глупых

и дуйте в уши им, как в ноздри флейте".

Недоумевающие голоса:

– Таких куплетов не было доселе!..

– "Веселье бейте!.."

– Хорошо веселье!

Поэт:

"Граненых строчек босой алмазник,

взметя перины в чужих жилищах,

зажгу сегодня всемирный праздник

таких богатых и пестрых нищих".

Голоса:

– Какой кошмар!

– Ах, как непоэтично!

– Неэстетично!

– Просто неприлично!

– Такого сраму не было вовек!

Гена:

Ого, Архип Архипыч, ну и крики!

Чем разозлил их этот человек?

И что, он тоже из какой-то книги?

А.А.:

Да, он герой трагедии одной

Печальной, страстной, горестной и хлесткой…

Гена:

А автор кто?

А.А.:

Владимир Маяковский.

Он был в ту пору очень молодой…

Поэт:

"Придите все ко мне,

кто рвал молчанье,

кто выл

оттого, что петли полдней туги, -

я вам открою

словами,

простыми, как мычанье,

наши новые души,

гудящие,

как фонарные дуги…

Вам ли понять,

почему я

спокойный насмешек грозою

душу на блюде несу

к обеду идущих лет.

С небритой щеки площадей

стекая ненужной слезою,

я,

быть может,

последний поэт".

Хохот, свист, улюлюканье.

Голоса:

– Вот именно "последний"!

– Ха-ха-ха!

– Ну и стихи!

– Ни рифмы, ни размера!

– Ни складу и ни ладу!

– Бред!

– Химера!

– Халтура!

– Ахинея!

– Чепуха!

Гена (он уже больше не может сдерживаться):

Нет! Это вы несете ахинею!

Ведь он вас всех и лучше и умнее!

Он гордый! Он правдивый! Разве ж нет?!

А.А.:

Скажи короче, Гена: он – поэт!

Комната профессора, Гена – в позе человека, смертельно уставшего от непосильной работы.

А.А.: Что, Геночка? Устал стихами разговаривать?

Гена: Ой! И не говорите! Вот вы меня спросили, а я уже невольно думаю: как бы в рифму попасть, а то еще выгонят… Вспомнил, что теперь можно уже без рифмы, и прямо камень с души свалился!..

А.А.: А как тебе понравилась публика?

Гена: Вы знаете, совсем не понравилась… Такого поэта освистать! Откуда только такие люди берутся?