В стране кенгуру и эму - [50]

Варан в пустыне Западной Австралии

Гигантские кенгуру

Я заметил, как перебежал дорогу огромный, длиною около двух метров, варан. У большой норы под кустом акации он остановился. Медленно приближаюсь к этому «сухопутному крокодилу», чтобы сфотографировать. Повернув ко мне голову, варан настороженно наблюдает за мной, чуть-чуть шевеля толстым, мясистым хвостом. Мистер Мали предупреждает, что особенно близко подходить к нему не стоит: ударом хвоста он может сломать ногу. Все же делаю еще несколько шагов, — и «крокодил» проворно ныряет в глубокую нору. По дороге нам несколько раз попадались вараны, но поменьше. Довольно часто встречались и небольшие группы кенгуру.

Чем дальше мы углублялись в пустыню, тем мельче и реже становился лес.

У пресных озер и водоемов встречались тысячи разнообразных уток, гусей, цапель и других птиц. Они ныряли, ходили по отмелям, оглашали местность криком.

Мы отъехали от усадьбы в глубь пустыни километров на сто. Кругом простирались пастбища фермы. Чем дальше на восток, тем меньше выпадает осадков, скуднее растительность, и все большие площади покрывают шарообразные кусты твердого, колючего спинифекса.

Мистер Мали рассказывает о нелегкой жизни в этих пустынях. Невольно сравниваю их с нашими пустынями в Казахстане и республиках Средней Азии. И думается, что использование ветряков, постройка проволочных изгородей и у нас могли бы дать хороший результат.

На обратном пути мистер Мали предлагает заехать к мистер Гопкинсу — фермеру, имеющему 8 тысяч мериносовых овец и арендующему около 200 тысяч гектаров пустынных пастбищ.

Владельца фермы мы застаем в стригальном сарае. Здесь же работает вся его многочисленная семья — восемь детей. Старшей дочери — восемнадцать лет, младшему «фермеру» — три года. На стрижку наняты только три стригаля. Они и должны остричь все восемь тысяч овец, а подсобные работы выполняются самими членами семьи. Наш приезд на время прервал работу. Хозяева были очень удивлены, когда узнали, откуда я. Ведь сюда мои соотечественники никогда не заезжали, да и никто здесь нас, русских, не видал.

Невысокого худощавого, с живыми глазами, до черноты загорелого хозяина прошу рассказать подробно о стрижке. Он ведет меня к стригальным приспособлениям, рассказывает о технике стрижки, о сортировке шерсти, показывает несколько овечьих рун. В одном из них в шерсть набились колючки, семена растений, и все это вместе с песком и грязью превратилось в твердый, словно бронированный щит. Такая шерсть ничего не стоит, но ее не более 5–6 %. Любуюсь умелой и быстрой, прямо-таки ювелирной работой стригалей-профессионалов. Шесть-восемь месяцев в год они кочуют с одной фермы на другую и стригут овец. Руки у них в ссадинах, огрубелые, грязные.

Хозяин рассказывает, что его чистый годовой заработок составляет около четырех тысяч фунтов стерлингов. «На десять человек семьи это не так уж густо, но прожить можно», — заключает он.

День клонится к вечеру, но, кажется, работающие и не собираются прерывать свое занятие. Благодарю хозяина, жму натруженные руки стригалей. Мистер Гопкинс просит извинить его, что не может пригласить нас в дом выпить чего-нибудь холодного: нужно закончить стрижку уже загнанных в сарай овец. Жажда мучит, но ничего не поделаешь. По дороге я уже несколько раз просил подъехать к колодцам, но почти везде ветряки извлекали из земли теплую и солоноватую воду. Без привычки пить ее трудно.

Широкая грейдерная дорога тянется на сотни миль и выходит к порту Хетленд, на побережье Тиморского моря. Проехав по ней несколько километров, мистер Мали сворачивает на боковую дорогу, и мы мчимся на запад. Время от времени приходится останавливать машину и открывать ворота, перегораживающие дороги. Быстро стемнело, и в свете фар то и дело появляются кенгуру. Ночью, когда спадает жара, они выходят на пастбища. Несколько раз мистер Мали вынужден был тормозить машину, чтобы пропустить перебегающих животных.

Но вот и знакомые ворота у колодца, слышна мерная дробь мотора на электростанции, которая освещает усадьбу. Приняв после пыльной и жаркой дороги душ, собираемся на открытой веранде выпить по стакану холодного пива, закусить холодной ветчиной и поговорить.

Мистер Вильямс с нами не ездил. Вместе с несколькими рабочими он целый день делал операции молодым овцам. Большие зеленые мухи откладывают возле хвоста овцы личинки. Они разъедают кожу под шерстью и вгрызаются в мясо. В Советском Союзе для борьбы с ними овец смазывают дезинфицирующими растворами или периодически купают, а здесь им обрезают хвост и вырезают кожу. На обрезанных местах появляется новая кожа, а на ней растет уже не шерсть, а короткий жесткий волос, к которому мухи не могут прикрепить личинки.

Наша беседа продолжалась около двух часов. Собрались все белые жители фермы, посыпались вопросы о Советском Союзе. Особенно много спрашивали о заработной плате в нашей стране, о ценах на промышленные товары, продукты и т. д. Очень заинтересовал слушателей рассказ о бесплатном лечении, стипендиях студентам, интернатах, пенсиях, плате за квартиру и т. д. Мои ответы тут же комментировались и сопоставлялись с условиями жизни в Австралии. И видно было, что люди очень мало знают о Советском Союзе, а если и слыхали что-нибудь, то в извращенном виде.