В сторону Новой Зеландии - [22]

Luigi Benedetto (1845–1937)

Рядом – свежие цветы в стеклянной вазе, обложенной для устойчивости кирпичами.

Вечером (поскольку воскресенье и кухня выходная) большинство насельников ушли в ресторан в Умбертиде, а мы с N довольствовались своими припасами. Он сделал два итальянских салата: из аниса и помидоров с сухарями и ветчиной.

18 августа. Вчера ездили в Ассизи. Я был там с Вайлем тринадцать лет назад. По словам N, после землетрясения на восстановление Ассизи с миру по нитке собрали такую сумму, что хватило не только на реставрацию фресок Джотто, но и на обновление всего города, что пошло ему во вред: он приобрел вид “культурной достопримечательности”. И все равно… Фонтаны и каменные ванны для стирки, каменные улицы-лестницы вверх-вниз, в арке фреска XVI века: среди прочего – ссущий черт, которого некто тянет за хвост, и сидящий в кресле кобель с огромной эрекцией. Я решил, что изображен ад, но N сказал, что картинка вполне мирская.

Между тем в этом доме творчества довольно дурацкий режим, который мешает сосредоточиться. С утра постирушка, потом на ланч заявились и щебетали какие-то гастролирующие ирландские поэты, в три – у меня в номере индивидуальная, как и у каждого из постояльцев, фотосессия (фотограф – красавица итальянка с кольцом в носу), в 6.30 – презентация южноафриканца… Пионерский лагерь какой-то: мероприятие на мероприятии.

19 августа. С утра собрались в Губбио. Заминка с автомобилем, но в конце концов поехали. Сперва по пути свернули в Читта-ди-Кастелло (Подольск, в сущности). В одной церкви – картина Вазари, двухтомные “Жизнеописания” которого я купил в букинистическом в 9-м классе, решив заделаться интеллектуалом.

Каменные города без деревьев на улицах, светлый камень, траченный временем. Произвольная кладка: камни, кирпичи, бой, отчего замечательная пестрота. Лишайник на стенах, будто старческая гречка. Зной, яркое небо, светлый камень – и тени в дверных проемах и арках кажутся угольно-черными.

Собственно Губбио. Прекрасный в три-четыре яруса город. Сначала поднялись на фуникулере на самый верхний ярус к герцогскому замку. В нишах церкви мощи святых и блаженных – мне по грудь, сморщенные, с какими-то зверушечьими ручками и лицами. Патио и галерея герцогского дворца. После спустились ярусом ниже. Панорама. Выпили по второму кофе. Еще ярусом ниже – блистательная прямоугольная площадь, не очень людно, много маленьких собачек на поводках. И уже вовсе на спуске – как гром среди ясного неба – американский кочевой джаз-банд в оранжевых безрукавках и джинсах, человек двенадцать-пятнадцать строем, в шеренгу по трое, сплошь духовые и ударные, двинулся вниз, увлекая за собой зевак, включая нас. Играли одну и ту же мелодию “Роллинг-стоунз” – “I can’t get no satisfaction”, посетители уличных кафе повскакали с мест, толпа росла и прибывала… Молодые францисканцы с неподдельным участием на ходу притопывали и прихлопывали в такт музыке.

20 августа. Дорога в Урбино по серпантину и сквозь длинные тоннели. Герцогский дворец. Запах сажи из средневекового камина с зевом в человеческий рост.

Ланч в остерии. Я сидел на “американском” конце стола, и коллеги-американцы резвились и ностальгировали под американскую ретро-попсу, которую крутили в заведении.

По приезде смотались в Умбертиде. Затрапезный и оттого вдвойне славный городок: тут и стильная ж/д станция, и пустырь за церковью, очень по-кирилловски[7] поросший муравой. Ландшафт сновидения. Улицы Карла Маркса, Юрия Гагарина, Джона Кеннеди…

На окраине, говорят, есть блядская точка.

Дома рано ушел спать, но не мог уснуть, потому что на танцплощадке внизу в долине крутили музыку, иногда в точности ту же, что и в моем детстве и отрочестве. Кому-то сейчас семь или двенадцать.

22 августа. Сегодня здесь проездом чета славистов. Муж занимается чтением в России, сейчас – кругом чтения Николая I и его семьи. Выпытал у него, как называется роскошное дерево, под которым я приспособился сидеть с ноутбуком: он сперва сказал, что quercia – дуб, а после моего протеста предложил leccio – каменный дуб.

Я сверился с Интернетом, похоже на правду. А уже через день-другой чуть не подпрыгнул над книгой от радости: «… играющая толпа стен, террас и куполов, покрытая ослепительным блеском солнца. И над всей сверкающей сей массой темнели вдали своей черною зеленью верхушки каменных дубов из вилл Людовизи, Медичис, и целым стадом стояли над ними в воздухе куполообразные верхушки римских пинн, поднятые тонкими стволами” (Гоголь, "Рим”).

Совсем не считаю Гоголя мыслителем, но вот такое его соображение мне очень нравится: “Смотрите на пользу, а не на красоту. Красота сама придет. Пример вам города: лучше и красивее до сих пор города, которые сами построились, где каждый строился по своим надобностям и вкусам; а те, которые выстроились по шнурку, – казармы казармами… В сторону красоту!” ("Мертвые души”, II часть)

Но подозрительна истина, не знающая исключений. Из трех "амстердамов” – собственно Амстердама, Нью-Йорка и Петербурга – последний выстроен как раз "по шнурку”, и ведь хорош! Ансамблевый, как Париж, но не буржуазный, а с приветом. Какая-то нежилая красота – безучастное совершенство, то ли природы, то ли шедевра искусства, напрочь равнодушных к твоему присутствию.