В степях Зауралья - [18]

Потрясенный Дороня все еще сидел на Дереве, провожая глазами толпу крестьян, которая возвращалась в село точно с похорон. Когда все стихло, подросток слез с дерева и бегом пустился в село. Ночью Дороня поймал хозяйского коня и с группой односельчан уехал в Куричью дачу к партизанам.

Прошло несколько дней. Дороня подружился с Иоганном и несколько раз ходил с ним в разведку.

Как-то они были на заставе. По дороге на Усково, которая шла через Куричью дачу, показалась вооруженная группа людей. Заметив, их, Иоганн направил Дороню к Русакову. Когда подросток вернулся от командира, незнакомые люди сидели на опушке леса, тихо переговариваясь. В их кругу находился человек, одетый в солдатскую шинель. Его красивое молодое лицо с гладко выбритым подбородком, с мягко очерченными губами, строгими темнокарими глазами, смотревшими мрачно из-под густых нависших бровей, было сурово. Высокий лоб незнакомца прикрывала серая офицерская папаха. Выставив ногу, обутую в хромовый сапог, он вынул серебряный портсигар и закурил.

— Николай Матвеевич, долго нас здесь будут держать? — обратился к нему один из прибывших.

— Подождем ихнего Главковерха, — бросил тот свысока. Заметив Дороню, незнакомец поманил его к себе.

— Мальчик, подойди-ка сюда!

— Я не мальчик, а партизан, — ответил ему с достоинством Дороня и выжидательно посмотрел на плечистого человека.

— Хорошо, — человек в шинели, скрывая усмешку, спросил с преувеличенной любезностью: — Товарищ партизан, скажите, Русаков скоро будет здесь?

— О вас ему говорено. Ждите, — Дороня осмотрел с ног до головы незнакомца тем критическим взглядом, которым только могут смотреть подростки, по-своему оценивая человека: «Задауша! Нет, к Григорию Ивановичу его не применишь. Тот — простой недаром его партизаны любят».

Показались Русаков, Батурин и несколько человек партизан.

Незнакомец круто повернулся им навстречу и, козырнув, подал команду своим людям:

— Встать! Смирно! Равнение налево!

Пристукнув каблуками, произнес четко:

— Товарищ командир, я — бывший военный комиссар Озеринского волревкома Николай Медовиков. Прибыл в ваше распоряжение с группой партизан в количестве четырнадцати человек.

— Откуда, ребята? — спросил Русаков крестьян.

— Из Сетовой!

— Мы из Речной! — послышались голоса.

— А вы? — обратился он к Медовикову.

— Я из Орловки. Там и скрывался последнее время от белых.

— Мы все из одной волости… Ну и решили итти к тебе вместе с Николаем Матвеевичем. Он ведь унтер-офицер, а потом, как ни говори, был военкомом, — продолжал крестьянин. — Да и отца его знаем. Правда, тихий мужик его отец-то, но зато сын боевой. Вот и выбрали себе командиром, — говорил один крестьянин.

Вновь прибывших людей зачислили в отряд Батурина.

Жизнь в партизанском лагере шла своим чередом. Днем под руководством Епифана и Медовикова шли занятия по военной подготовке, вечером Русаков проводил беседы, и только глубокой ночью жизнь в Куричьей даче затихала. Лишь на заставе и в «секретах» попрежнему бодрствовали люди, охраняя лагерь. Медовиков избегал встреч с Русаковым, держался обособленно, прислушиваясь к разговорам партизан.

Однажды Дороня вместе с Иоганном, находясь в «секрете», недалеко от волчьей балки, услышали подозрительный шорох. Кто-то крался между кустов, направляясь к опушке леса. Ночь была темная. Тучи черной громадой нависли над уснувшим лесом. Стояла мертвая тишина. Казалось, лист и тот не шелохнется. Шорох послышался ближе. Тронув локтем подчаска, Иоганн прошептал:

— Должно, колчаковский лазутчик, спеши на заставу, только не шуми.

Дороня ползком выбрался из секрета и исчез в темноте. Иоганн нащупал спуск затвора винтовки и весь превратился в слух. На той стороне балки, ближе к опушке леса, послышался крик совы. Недалеко от прижавшегося Иоганна ответила вторая. В мрачном безмолвии леса голоса ночных птиц звучали зловеще.

Переборов страх, юный партизан переполз балку и, поднявшись на ноги, побежал к заставе.

Вот и опушка. От нее нужно итти вправо к Усковской дороге. Дороня остановился, прислушиваясь к перекличке невидимых сов. Тишина. По верхушкам деревьев пробежал только легкий ветерок. Дороня услышал треск сухой ветки, затем поспешные шаги и припал к дереву. Мимо прошел человек, остановился недалеко и закричал, подражая крику совы. Невдалеке ему ответил второй. Шаги теперь слышны были с двух сторон, они сходились. Незнакомый хриплый голос.

— Говори, что там?

— Партизаны готовятся к вылазке на станцию Мишкино…

У Дорони шевелились на голове волосы. Он узнал голос Медовикова.

Разговор продолжался.

— План?

— Отряд Батурина сходится в селе Рыбном. Оттуда, под видом крестьян, мелкими группами, просачивается на станцию и начинает захват цейхгаузов.

— Еще что?

— Передайте коменданту, что здесь находится чех-коммунист. Ему дано задание проникнуть в город. Вероятно, он будет у своей жены Федосьи Лоскутниковой. Организуйте слежку.

— Хорошо. Увидимся дня через два, я тороплюсь, — заговорил поспешно первый. — Боюсь только за лошадь, да и до старой вырубки не близко. Скоро рассвет.

Голоса умолкли. Ночные пришельцы разошлись. Мысль в голове Дорони работала лихорадочно: