В стародавние годы - [34]

— Жалуются, — подтвердил Якша.

— Так вот и нужно говорить им, что все зло от Болеслава и латинян. Пусть люди бьют ляхов, мешать не надо. Таким образом я заставлю Болеслава уйти из Киева.

— Но если он уйдет, — возразил Якша, — Ярослав, как слышно, готовится идти походом на Киев и уж собрал рать немалую, справимся ли мы без Болеслава с Ярославом?

— Будь покоен. Я говорил с волхвом древлянским. Все язычники будут на моей стороне. Они знают ревность Ярослава к греческой вере и потому за меня, и печенеги всегда пойдут со мной.

— Но ведь были за нас язычники и печенеги, а тем не менее не устояли мы под Любечем, да и люди будут недовольны, если ты призовешь опять печенегов.

— Что ж, призывает же Ярослав варягов. Но это еще дело будущего, а теперь нам надо избавиться скорей от Болеслава, тем более что если так будет продолжаться, то люди, избивающие ляхов, могут обратиться и против меня.

Через месяц после этого разговора, когда Болеслав узнал, что произошло новое избиение поляков, он призвал к себе Рейнберна и патера Фридриха и сказал:

— Помните, что было в Чехии? Когда я занял чешскую землю и, казалось, укрепился в ней, нашлись люди, которые стали строить козни против меня, и я был на волосок от гибели. Теперь Святополк явно действует против меня. Многие из наших перебиты, так не лучше ли не ждать такого конца, какой был в Чехии, откуда пришлось постыдно бежать.

— Я уж говорил тебе об этом, — сказал Рейнберн. — И Калина того же мнения.

— Я, — продолжал Болеслав, — выговорю себе право взять Предславу в качестве заложницы и трех бояр Ярославовых из числа оставшихся в живых. Это на случай, если Ярослав овладеет снова Киевом. У меня будут в руках люди, за которых я могу кое-что выторговать у Ярослава. Кроме того, я потребую, чтобы Святополк не заявлял никаких притязаний на захваченную нами в Киеве и хранящуюся теперь у Анастаса казну Ярослава. Я возьму ее с собой. Наконец, я потребую, чтобы мне безусловно были уступлены червенские города. На этих условиях я уеду из Киева.

Рейнберн и патер Фридрих одобрили план Болеслава, и действительно, после некоторых препирательств со Святополком Болеслав настоял на том, чтобы Святополк принял его условия.

Святополк распространил по городу слух, что он заставил Болеслава покинуть Киев и что теперь все бедствия и неистовства прекратятся. 16 августа 1018 года, то есть почти ровно через год после вступления Святополка в Киев, Болеслав вышел из Киева, захватив с собой Предславу, трех бояр Ярославовых, казну Ярослава и, разумеется, оставшихся в живых своих дружинников и воинов. С ним отправились и Клотильда, жена Святополка, епископ Рейнберн и патер Фридрих с другими патерами, а также Анастас, близко сошедшийся с Болеславом и Рейнберном и не доверявший прочности положения Святополка в Киеве.

За день до выступления Болеслава из Киева младший сын Андрея-гусляра, не бывший в Берестове в день убийства Андрея и потому оставшийся в живых, узнал, что Болеслав хочет взять с собой в Польшу Предславу. Он решил собрать людей и воинов, по дороге напасть на Болеслава и отбить Предславу. Он пошел к Илариону и попросил благословения на это дело. Иларион благословил его. Он собрал до пятидесяти человек добрых молодцев, большей частью бывших воинов Ярослава, оставшихся в живых под Берестьем и возвратившихся в Киев, и отправился с ними из Киева по дороге к Берестью. Они остановились в лесу у села Придорожье, где, по их предположению, Болеслав должен был сделать первую ночевку. Они не ошиблись: Болеслав действительно расположился на ночлег у этого села. Они узнали при помощи придорожских людей, где Предслава, и когда наступила тишина в стане Болеслава, подожгли стан и, пользуясь суматохой, отбили Предславу.

Предслава тайно поселилась в одном из сел на западе от Киева.

Когда привезли ее туда, на улице было большое движение. Как раз к тому времени из Киева вернулся один из сельчан и рассказывал об уходе из Киева Болеслава.

— Братцы, — говорил он, — мы тут многого не знали. Знали мы только, что расплодились разбойники, но не знали обо всех неистовствах Святополка и Болеслава в Киеве. Что крови-то там пролито: Горисвет убит, старец Андрей-гусляр тоже, да и сколько всяких людей погибло.

Слушатели возмущались, высказывая свои замечания, и в это время к толпе подошел один из людей, доставивших Предславу к сельскому священнику, и сказал, услышав, о чем идет речь:

— Вот и я из Киева. Я служил воином у Ярослава, а когда Святополк и Болеслав разбили Ярослава под Берестьем, попал я в полон. Многих в Польшу угнали, многих карали, я как-то избегнул этого и в числе других был приведен в Киев. На моих глазах творились все неистовства! Сердце обливалось кровью, порой хотелось руки на себя наложить, но — думал я — унывать не буду, не стану приходить в отчаяние: пробьет час, и Бог покарает нечестивых. Хотел я бежать к Ярославу, но жив ли он — я не знал. Наконец иду раз в печали по улице в Берестове и встречаю инока Илариона, иерея берестовского. Спросил он меня, почему я печален, и, узнав причину сказал: «Молись и терпи — верь, скоро увидят меч Божий нечестивые!». И вот узнаю я, что Болеслав уходит из Киева. Он хотел взять с собой побольше людей Ярославовых, но многие укрылись, не дались. И я в том числе. Как раз повстречал я доброго человека и пошел с ним сослужить службу Ярославу, какую — пока вам не скажу.