В споре со временем - [20]

И я… ожила. Жизнь снова приобрела для меня смысл…

Через два дня пришла вторая телеграмма:

«Саня Москве несвободна приезжай или закажи вызов через телеграф переговорную по моему адресу. Вероника».

…Радоваться ли? Отчаиваться ли?.. Понятно, что женский род неслучаен. Шифровка. А вдруг, потому что он засекречен?

Помню мучительное ожидание на переговорной, похоронившие все иллюзии слова тёти.

— Я отнесла ему сегодня передачу.

Так вот что означало: «Саня несвободна!»…

Душа разрывалась. Но мозг уже работал. Нужно, чтобы те, кто знал о первой телеграмме, молчали. Нужно предупредить… Нужно говорить всем и поверить самой, что Александр пропал без вести! — Так в мою жизнь вошла тайна…

Я шла посредине улицы и плакала в голос. Жалость и сострадание к мужу заполнили меня до краёв. Я представляла его, такого ещё недавно удачливого, уверенного в себе, блестящего офицера с орденом на груди, лишившимся всего этого, в одиночной камере с решёткой на окне.

И всё-таки я проснулась на следующее утро от радостного толчка в сердце: он жив — всё остальное не имеет значения.

Те, кто не знал, что муж нашёлся, недоумевали. Как-то меня, оживлённую, встретил на улице преподаватель немецкого языка Шпарлинский.

— Известие от мужа? — спросил он.

— Нет, — ответила я, стараясь надеть на своё лицо маску грусти.

— Таково женское постоянство! — сказал Шпарлинский уже не мне…

Как раз в те дни стало известно, что профессор Трифонов, мой руководитель по аспирантуре, переходит заведовать кафедрой в Казань. Считая себя ответственным предо мною, он предложил мне три варианта…

Тоже Казань. Но там он ещё и сам не устроен, а потому никак не может поручиться, что может обеспечить мне приличные условия.

Аспирантура Новочеркасского политехнического института. Там есть подходящий руководитель.

И, наконец, я могу попытаться перевестись в аспирантуру Московского университета, где кафедрой физической химии заведует профессор Фрост.

— Вы — ученица Степуховича, Степухович — ученик Фроста. Таким образом, вы оказываетесь как бы его научной внучкой…

Приходится ли удивляться, что я без колебаний ухватилась тотчас же за третий вариант — самый нереальный, пожалуй, фантастический. В Москву! Конечно, в Москву!..

Всё сплелось воедино. Всё тянуло в Москву. Нужно ехать немедля. Кандидатский минимум ещё не сдан. Ничего! Возьму с собой учебники. С поездами трудно. Полетела самолетом.

Чтобы Саня почувствовал, что я всё так же люблю его и на всё для него готова, я привезла с собой в Москву лоскутки «золотого» платья, которое было на мне в тот день, когда мы поставили подписи на брачном свидетельстве.

От Малой Бронной — на метро до Белорусской. Потом — пятым трамваем до Новослободской.

«Бутырки — эта, по сути, мягкая весёлая тюрьма, казалась жёнам леденящей. Они видели крепостную стену в четыре человеческих роста, протянувшуюся на квартал по Новослободской. Они видели железные ворота между мощными бетонными столпами, к тому ж ворота необычайные: медленнораздвижные, механически открывающие и закрывающие свой зев для воронков».

Спасение от переживаний — в непрестанной деятельности.

Передачи. Посещение Справочного отдела МГБ на Кузнецком мосту.

Кафедра физической химии МГУ — тогда в доме, глубоко спрятавшемся во дворе самого старого здания университета. Ещё молодой и красивый профессор Фрост. У него самого все аспирантские места заняты. Но он не будет возражать, если меня возьмёт к себе профессор Кобозев, заведующий лабораторией катализа. Кобозев из-за болезни в университете не бывает. Ему можно позвонить и посетить на дому.

Я в кабинете у профессора Кобозева, за его старинным письменным столом. Выслушав мою краткую научную биографию, Кобозев квалифицирует меня, как «Табула раса», и предлагает познакомиться с его трудами.

Чтение статей Кобозева в «Журнале физической химии» в читальном зале Ленинской библиотеки. Оригинальнейшая и смелая «теория ансамблей».

Посещение Министерства высшего образования. Для перевода из одного университета в другой нужно согласие обоих ректоров.

Я у заместителя декана химфака профессора Пржевальского. Первая осечка! «У вас ещё не сданы экзамены — раз. Надо менять тему — два. Вы не уложитесь в срок — три».

Снова передача на Новослободской. От этого времени сохранилось лишь одно моё письмецо, посланное маме. Вот его содержание:

«Дорогая мамочка!

Ничего нового. Может статься, что с этим я и приеду в Ростов. Вчера отослала вторую посылку. Кроме продуктов отправила бельё, полотенце, носки и носовые платки. Не забудь прикрепить меня к столовой и сдать в РГУ рабочую карточку».

«Теория активных ансамблей» меня увлекла. Я прямо говорю об этом профессору Кобозеву. Задаю возникшие у меня вопросы.

— Вот на них-то я и предложу вам самой ответить! — сказал Николай Иванович и написал на отдельном листе своё согласие принять на себя руководство моей аспирантской работой. Дата — 18 июля 45-го года.

Первая победа!

Профессор Фрост подтверждает согласие.

После того, как одолела «теорию ансамблей», в вагонах метро и троллейбусах, в ожидании приёмов, где только можно, я готовилась к экзаменам, которые предстояло сдать в Ростове.