В спецслужбах трех государств - [260]

Итак, по приезде в Назрань мы с Филатовым договорились, что я выступлю на митинге, приуроченном к дате депортации ингушей, а он — на народном собрании, на месте закладки новой столицы Ингушетии Манас. Ночью разыскали в Малгобеке Беслана Точиева, с которым встретились снова после школьных лет. Он окончил Карагандинский медицинский институт, стал известным в республике медиком.

Митинг собрал почти все население Назрани, многих жителей соседних районов Чечни, с которой тогда еще не наблюдалось серьезной конфронтации. Объявили мое выступление. Руслан Аушев произнес, что первое слово он предоставляет руководителю органов госбезопасности страны не потому, что он министр, а потому, что вырос вместе с ингушами. После такого вступления я обратился к участникам митинга со словами, которые понятны и прочувствованы каждым человеком в такую горестную годовщину. От имени современного поколения сотрудников российских органов госбезопасности я заверил присутствующих в том, что мы сделаем все от нас зависящее, чтобы на Кавказе не повторилась трагедия пятидесятилетней давности, не проливалась кровь, всегда были стабильность, мир и согласие среди народов. Мои слова, по сути, были своего рода покаянием перед собравшимися за невзгоды, которые пришлось пережить этому гордому народу, в историческом прошлом добровольно вошедшему в состав Российской империи.

После митинга была организована поездка в горы, к родовым башням, которые я видел впервые, где нас ожидали старейшины. Было трогательно, когда ко мне подошли несколько пожилых ингушей из нашего казахстанского села, которые знали и вспоминали моего отца. Я наблюдал совершенно иных ингушей, не похожих на тех, каких видел в селе в детские годы. В традиционной нарядной кавказской одежде мои земляки выглядели представителями былинных горцев — спокойные, мудрые, мужественные, с исключительным чувством личного достоинства. Мне думалось о том, как мало мы знаем друг о друге, как редко уважаем и чтим национальные традиции, трудную историю жизни и самобытную вековую культуру своего и других народов. Если было бы наоборот, то, возможно, и бед стало бы меньше в нашей общей истории. Много дают для понимания ингушского народа образные слова Идриса Зязикова, руководителя ингушских коммунистов, установивших советскую власть в Ингушетии: «Нас, ингушей, можно уместить в одну папаху, нас мало. Но мы — народ гордый, независимый и свободолюбивый. Ингуши вынесли всю тяжесть Гражданской войны. Ценою больших жертв и крови отстояли советскую власть… Ингуши — люди доверчивые, трудолюбивые. Они, как пчелы: скажете доброе слово — и они откроют вам свои сокровенные ульи, берите мед, сколько хотите. Только не торопитесь с выводами. Если где-то что-то перегнете, поломаете ненароком, уже не поправите. И еще: не вздумайте унижать ингушей, тем более пугать. И последнее: знайте, что нет таких трудностей, которые бы они не преодолели, если сумеете найти с ними общий язык».

В годы сталинского тоталитаризма Чечено-Ингушетию не минула волна необоснованных репрессий. Люди обвинялись во вредительстве народному хозяйству, за надуманные попытки «отторжения от СССР и создания Северо-Кавказской федерации под протекторатом иностранного государства».

Во время работы в КГБ мне неоднократно приходилось бывать в служебных командировках в Чечено-Ингушской Республике. Нами проводились рабочие встречи чекистов Северной Осетии и Чечено-Ингушской АССР для выработки совместных мероприятий по нормализации обстановки. Напряжение возникало большей частью на бытовой основе, поводом служили драки между осетинами и ингушами. Гасились локальные вспышки межнациональных пожаров, проводилось примирение враждующих семей при объявлении кровной мести, но кровоточащие территориальные проблемы не решались.

Не единожды ингушское население требовало, чтобы им вернули исконные земли Пригородного района или разрешили в нем прописку, где находятся могилы их предков, дома, в которых они жили до выселения. В 1973 году по этому поводу прошли массовые демонстрации ингушей в Грозном, которые оценивались тогдашними властями как антиобщественные и националистические. Их участники жестоко преследовались. Коммунисты и рядовые труженики подвергались исключению из партии и увольнялись с работы, ограничивалась прописка ингушей в Пригородном районе. В республике процветала безработица, коррупция, создавались преступные группировки, в том числе контролирующие в те годы преступные каналы вывоза золота из Магадана.

Комитет госбезопасности СССР укреплял органы Северной Осетии и Чечено-Ингушетии профессиональными кадрами из других регионов страны. Председатель КГБ Северной Осетии Виталий Пономарев стал заместителем председателя КГБ СССР по кадрам; бывшие председатели КГБ Чечено-Ингушской АССР Петр Архипов возглавлял органы безопасности Туркмении, Игорь Межаков стал заместителем директора ФСБ. Я хорошо знал многих выходцев из КГБ республики: Константина Латышева (он стал заместителем начальника управления кадров КГБ СССР), Степана Лапина (в последующем — начальник Иркутского УКГБ), Петра Романенко, с которым мы работали в 5-м управлении.