В советском лабиринте. Эпизоды и силуэты - [29]
Значительно раньше отхода поезда на перроне уже собрались все пассажиры, среди них также Р. Л. и В. Т. с женой. Незадолго до отхода поезда ко мне подошел предшественник Красина, прежний комиссар торговли Вронский-Варшавский, которого я знал еще из Москвы, и сказал внушительно: «Разрешите мне представиться, я — норвежский гражданин Вирдаль». Я понял, что и он едет с этим поездом заграницу с норвежским паспортом и хочет предупредить меня об этом во избежание могущих произойти недоразумений. Уже в поезде я ознакомил Вронского со всеми обстоятельствами моей поездки в Финляндию и познакомил его с моими спутниками. Вронский представил мне со своей стороны известного швейцарского социалиста Карла Моора, который также ехал из России в Финляндию с какой-то дамой.
В девять часов утра поезд двинулся и медленным темпом направился к Белоострову, куда прибыл только через 2 часа. Осмотр багажа и пассажиров продолжались целых пять часов. Экстерриториальных путешественников — членов швейцарского посольства — не осматривали вовсе; что же касается всех остальных пассажиров, которых было человек 40, то их осмотрели и обыскали самым тщательным образом. Весь багаж был вскрыт и осмотрен очень основательно; помимо этого всех пассажиров подвергали самому детальному личному обыску в закрытом помещении, каждого по одиночке. Женщин обыскивала женщина, мужчин обыскивал мужчина. Одна старая дама — сестра бывшего председателя Государственной Думы Родзянко — ехавшая со своей дочерью и маленьким внуком в Финляндию, появилась из комнаты, в которой ее осматривали, вся в слезах, и рассказывала, что осматривавшая ее женщина раздела ее до рубашки и велела ее снять. Старуха отказалась это сделать. Она указала на то, что на ней и так ничего не надето и что она ничего не прячет. Тогда женщина сама сняла с нее рубашку и подвергла ее самому подробному освидетельствованию. У нее ничего не нашли. Старая женщина плакала от гнева и возмущения и никак не могла успокоиться.
Хотя мы только имели с собою необходимые для поездки деньги и личные наши документы и не везли никаких драгоценностей, мы все же естественно не хотели подвергаться такой процедуре. Мы были снабжены советскими мандатами и свидетельством Зиновьева и были убеждены, что избегнем осмотра и обыска. Совершенно неожиданно в маленькую комнату для осмотра был вызван В. Т. Его подвергли тщательному освидетельствованию в самой неприятной форме и он вышел оттуда со смертельно бледным лицом, весь дрожа от волнения.
Обыскавший его досмотрщик нашел у него в галстуке английскую пятифунтовую кредитку. Это было уже плохо. Но гораздо хуже могла кончиться история с его калошами.
В. Т. вложил в свои калоши, которые ему стали широки, старую бумагу. Эти обрывки бумаги были вынуты досмотрщиком, тщательно расправлены и поодиночке просмотрены. К ужасу В. Т. на одном из этих клочков досмотрщик прочел слова: «Патронов… 156».
«Что это Вы, гражданин, провозом оружия занимаетесь?» спросил он В. Т. грозным голосом.
В. Т. вырвал из рук досмотрщика клочок бумаги и прочел с бьющимся сердцем дальше: «планшайбы, суппорты и т. д.» Переведя дух он вернул ему бумажку со словами:
«А Вы, товарищ, оружие с токарными станками путаете, ведь это список инструментов слесарной мастерской».
Досмотрщик все еще не доверял и продолжал освидетельствование. В своем рвении найти в нижней части тела яко бы скрытые бриллианты, он был настолько груб, что В. Т. насилу удержался от того, чтобы не дать ему по физиономии.
Положение было очень неприятно. Р. Л. и я ни в коем случае не могли допустить, чтобы В. Т. и его жену из-за этого задержали на границе, ибо пограничный комиссар был всемогущ на своей станции и мог делать все, что он хотел. Поэтому мы обратились к нему, указали ему на удостоверение Зиновьева, протестовали самым энергичным образом против обыска, посвятили его в советско-служебный характер нашей поездки и просили его избавить нас от дальнейших освидетельствований.
Но пограничный комиссар не уступал.
«Здесь я распоряжаюсь, а никто другой. Пускай Зиновьев в Питере распоряжается. Кроме того, в Зиновьевском удостоверении только сказано, чтобы предъявителям сего, проезжающим австрийцам, оказывалось всякое содействие и помощь. А о том, чтобы их самих и багаж не обыскивали, об этом нет ни слова».
Наша беседа ничего хорошего не обещала. Вдруг я вспомнил, что у Р. Л. есть с собой мандат от «Главбума» (Главного управления бумажной промышленности), в котором официально подтверждалось данное ему служебное поручение и в конце коего имелась пометка, что находящийся при нем багаж не подлежит осмотру. Я попросил этот документ у Р. Л. и представил его пограничному комиссару.
«Вам Зиновьевского удостоверения, очевидно, недостаточно, ну так вот Вам московский мандат. Вы видите, что дело идет об очень важной служебной командировке заграницу, а Вы нам палки в колеса вставляете».
Пограничный комиссар внимательно прочел документ и возразил:
«Почему же Вы мне сразу не показали этой бумаги, ведь здесь ясно написано, что багаж осмотру не подлежит. Это совсем другое дело».
Я, конечно, не пустился с ним в рассуждения и не пытался ему доказывать, что удостоверение Зиновьева несравненно более важный документ, чем мандат Главбума. Но цель была достигнута. Пограничный комиссар распорядился, чтобы ни нас, ни наш багаж обыску больше не подвергали, и нас больше уже действительно не беспокоили.
…я счел своим долгом рассказать, каково в действительности положение «спеца», каковы те камни преткновения, кои делают плодотворную работу «спеца» при «советских условиях» фактически невозможною, кои убивают энергию и порыв к работе даже у самых лояльных специалистов, готовых служить России во что бы то ни стало, готовых искренно примириться с существующим строем, готовых закрывать глаза на ту атмосферу невежества и тупоумия, угроз и издевательства, подозрительности и слежки, самодурства и халатности, которая их окружает и с которою им приходится ежедневно и безнадежно бороться.Живой отклик, который моя книга нашла в германской, английской и в зарубежной русской прессе, побуждает меня издать эту книгу и на русском языке, хотя для русского читателя, вероятно, многое в ней и окажется известным.Я в этой книге не намерен ни преподносить научного труда, ни делать какие-либо разоблачения или сообщать сенсационные сведения.
Авторы обратились к личности экс-президента Ирака Саддама Хусейна не случайно. Подобно другому видному деятелю арабского мира — египетскому президенту Гамалю Абдель Насеру, он бросил вызов Соединенным Штатам. Но если Насер — это уже история, хотя и близкая, то Хусейн — неотъемлемая фигура современной политической истории, один из стратегов XX века. Перед читателем Саддам предстанет как человек, стремящийся к власти, находящийся на вершине власти и потерявший её. Вы узнаете о неизвестных и малоизвестных моментах его биографии, о методах руководства, характере, личной жизни.
Борис Савинков — российский политический деятель, революционер, террорист, один из руководителей «Боевой организации» партии эсеров. Участник Белого движения, писатель. В результате разработанной ОГПУ уникальной операции «Синдикат-2» был завлечен на территорию СССР и арестован. Настоящее издание содержит материалы уголовного дела по обвинению Б. Савинкова в совершении целого ряда тяжких преступлений против Советской власти. На суде Б. Савинков признал свою вину и поражение в борьбе против существующего строя.
18+. В некоторых эссе цикла — есть обсценная лексика.«Когда я — Андрей Ангелов, — учился в 6 «Б» классе, то к нам в школу пришла Лошадь» (с).
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.
Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.
Результаты Франко-прусской войны 1870–1871 года стали триумфальными для Германии и дипломатической победой Отто фон Бисмарка. Но как удалось ему добиться этого? Мориц Буш – автор этих дневников – безотлучно находился при Бисмарке семь месяцев войны в качестве личного секретаря и врача и ежедневно, методично, скрупулезно фиксировал на бумаге все увиденное и услышанное, подробно описывал сражения – и частные разговоры, высказывания самого Бисмарка и его коллег, друзей и врагов. В дневниках, бесценных благодаря множеству биографических подробностей и мелких политических и бытовых реалий, Бисмарк оживает перед читателем не только как государственный деятель и политик, но и как яркая, интересная личность.