В соболином краю - [21]
Другой вещью, вызывавшей наше любопытство, была дедова шапка. Дед ею очень дорожил и гордился. В деревне об этой шапке много всякого рассказывали.
Гости из других сел непременно шли знакомиться с дедом и взглянуть на его знаменитую шапку.
— Вот, паря, видишь шапку, — обращался обычно дед к новому человеку. — Ей пятьдесят лет. К женитьбе сшил. А она как новая. Соболь, золотой мех… — и дед начинал одну из своих бесконечных историй о трудной, полной опасности соболиной охоте.
От этих рассказов нам, ребятишкам, соболиная шапка деда казалась бесценным сокровищем, и мы в своих разговорах ставили ее ничуть не ниже царской «шапки Мономаха».
Умер дед Гошка, но бесхитростные его рассказы помнились, будоражили воображение, манили в далекий соболиный край. И вот мечта сбывается — я лечу в Сибирь.
…Верно говорят: на ловца и зверь бежит.
Не успел я как следует оглядеть вместительное чрево самолета, как по двум-трем оброненным словам догадался, что сидящий впереди меня широкоплечий сосед — охотник. Познакомились. А через пять минут работник Института пушнины Степан Егорович Бабкин посвящал меня в тонкости соболиного промысла.
— Ваш дед Гошка говорил правду, — выслушав мои скромные познания о соболях, сказал Степан Егорович, — и сейчас зарубежные торговцы «дерутся» из-за русских соболей. Наш мех не имеет равного себе. Но не думайте, что это богатство неисчерпаемо. Пушной промысел требует хозяйского отношения. Я сам в свое время пережил «кончину» соболя. До революции зверька били без счета. Охотились по принципу: сегодня есть, а завтра хоть потоп. И дошли, как говорят, до ручки. Советским ученым и охотникам пришлось немало поработать, чтобы тайга снова обрела своего древнего обитателя…
В Иркутске я распрощался со Степаном Егоровичем и, пересев на одномоторный «Антон», вылетел в край знаменитых витимских соболей, в забайкальские горы, на родину деда Гошки.
Самолет нырнул в пространство между горами, и вскоре мы были в поселке рудокопов и охотников. Назывался этот поселок теплым именем — Мама.
Костя Харлопанов — «охотник-король.»
* * *
Таежные охотники — люди скромные. В доме Иннокентия Ивановича Дербенцева, которого я застал за просушкой охотничьего снаряжения, я вдруг вспомнил подмосковных охотников, их болотные сапоги до колен, замысловатый меховой картуз, разного рода бляхи и ремешки, ружья с какой-то витиеватой чеканкой…А тут — обыкновенная ватная стеганка, суконные штаны, на ногах аляповатая, но, видимо, удобная обувь из мягкой кожи, кожаный пояс с кривым ножом да потертое в бесконечных странствиях ружье. Вот и все «доспехи» таежного человека. И по части рассказов таежники и в «подметки не годятся» подмосковным «следопытам».
Неискушенный человек, послушав тех и других, сделает вывод: встреча с зайцем куда опаснее, чем с медведем. Выследить и убить косого для моих земляков — рассказов на целый год. Для Иннокентия Ивановича встреча лицом к лицу с медведем, когда единственный патрон дал осечку, — дело обыкновенное. Правда, от одной такой встречи осталась память — след медвежьей лапы на груди, но и зверь не ушел — у кровати разостлана огромная шкура с прорехой: сюда как раз пришелся удар кривого охотничьего ножа.
Иннокентий Иванович совсем не богатырь с виду, но для него схватка с медведем — «простой случай». Более семидесяти раз снимал он шкуру с «лесного хозяина». Только в последнем году двенадцать хищников уложил.
Вечером, не отказавшись от приглашения отведать «даров леса», я убедился, что семья Дербенцевых приходит из тайги не с пустыми руками. С сибирской щедростью хозяева выставили на стол десяток «таежных блюд».
В семье охотников, кроме мужчин, — мать и четыре дочери. Живут богато, но то, что пришлось увидеть мне на столе, — лишь побочный промысел отца и братьев-зверобоев. Главное — соболь.
Нелегка профессия соболятника. И никто во всей округе по Витиму и Маме не мог сравниваться с Иннокентием Дербенцевым. Каждый год приемщик пушнины, подсчитав его добычу, пожимал ему руку.
— Ты, Иннокентий, соболиный король. Больше Дербенцева кто добудет? Некому, — дразнил охотников приемщик.
Но неожиданно на пятки старому охотнику начал наступать совсем молодой соболятник Костя Харлопанов.
— Хоть на одного соболя больше «короля» принесешь, свою трубку подарю, — подзадоривал Костю самый старый из охотников. — Константин Семенович Зарукин.
О его трубке ходили легенды. Будто досталась она Зарукину в молодости от старого эвенка, которого он в стрельбе на меткость побил. И будто трубка эвенка приносила счастье на охоте. Молодежь в это не верила, но получить почетную трубку мечтал каждый.
…Был последний день сдачи пушнины. Охотники собрались в кружок, ожидали Иннокентия Ивановича и Костю. Соперничество заставило их пробыть в тайге дольше всех, и теперь собравшиеся ожидали результата любопытного соревнования.
— Сколько? — повернулся приемщик к Иннокентию Ивановичу.
— Тридцать шесть.
— А у тебя, Костя?
— Сорок два.
…В этот вечер охотники, стосковавшиеся друг по другу, долго пили чай, делились таежными историями. Костя, получивший титул «соболиного короля», был в центре круга.
