В снежных горах Непала - [53]

— господин… я расскажу, что знаю. Только не сейчас, вечером. Люди… они всё слышат… — действительно, стоящие в очереди вплотную придвинулись к дверям, пытаясь расслышать, о чём говорят жрец и чхетри. Сантош оглянулся, злобно оскалился:

— вон! Пошли все вон! — толпа попятилась, послышалось глухое бормотание.

Жрец тихо сказал: — приходите после заката, господин. Я расскажу вам, что знаю. Только боюсь, что мои знания невелики.

Сдвинув брови, Санош хмуро посмотрел в глаза жрецу: — не вздумай сбежать, святой отец. Если ты попытаешься меня обмануть — даже Кали тебя не спасёт! — отвернувшись, он вышел из храма, раздумывая, где переждать дневную жару. Ему не хотелось выпускать из вида храм, и он на самом деле опасался, что напуганный им жрец может скрыться в неизвестном направлении. Наконец он присмотрел местечко в зарослях какого-то колючего кустарника, которое было не таким загаженным и замусоренным. Пришлось сесть прямо на голую утоптанную землю, но Сантошу уже было всё равно, он чувствовал, что напал на след. Теперь было важно заставить жреца выложить всё, что ему известно.

* * *

Ближе к закату очередь в храм поредела. Сантош стряхнул с себя усталую дремоту и не сводил глаз с двери, опасаясь, что напуганный жрец скроется. Когда людей осталось совсем мало, он подошёл и встал поблизости.

Отпустив последнего человека, жрец выглянул наружу и поморщился, увидев Сантоша. Тот, упрямо наклонив голову и сцепив зубы, вошёл в храм, молча глядя на него.

— Хорошо, господин, я скажу вам, где можно участвовать в ритуале, — он тяжело вздохнул, отвёл глаза, — только… если узнают, что я рассказал вам об этом, то меня… убьют.

— Я никому ничего не скажу.

— Вы сказали, что ваша жена… умрёт… А почему? — Жрец с подозрением посмотрел на мужчину.

— Она больна. Никакие лекарства уже не помогают.

— Я… не знаю, поможет ли жертва богине спасти вашу жену… И вообще, пустят ли вас… Вам скажут, что вас обманули… — Сантош с тревогой заметил, что жрец колеблется.

— Хватит юлить! Ты обещал сказать мне, поздно искать причины для отказа!

Жрец решился: — я слышал, что человеческое жертвоприношение Кали Юге будет принесено в селении Кундеботы. Когда — не знаю, но наверно, завтра, потому что завтра луна начинает убывать. И, — он закричал, — не спрашивайте меня больше ни о чём, я ничего не знаю! — Трясущимися руками он стянул с себя окровавленный балахон, откуда-то вытащил и принялся натягивать чистый.

— Спасибо, святой отец! Вот, возьмите на нужды храма, — Сантош протянул жрецу несколько купюр, но тот оттолкнул его руку:

— не надо мне ваших денег! Они всё равно дознаются, кто из жрецов Кали вам проболтался и убьют меня! — кажется, он плакал.

Сантош положил деньги на выступ стены, угрюмо пробормотал: — дознаваться будет некому. — отвернувшись от жреца, торопливо вышел наружу.

Домой приехал поздно ночью. Родители не спали, ждали его. Он рассказал, что узнал от жреца. Галина Николаевна уговаривала поесть, но он нервничал, ходил по комнате, часто поглядывая в окно: луна круглым блестящим диском взошла на востоке, изливая тишину и покой на спящий город.

Так и не уговорив сына перекусить, родители ушли спать. Ночью мать встала, подошла к окну: среди тёмных кустов сада, залитых мертвенным бледным светом полной луны, метался снежный барс, гневно хлестал себя по бокам хвостом. Она вздохнула, осторожно вернулась в постель. Муж не спал: — бегает по саду?

— Бегает, — согласилась она.

— Не знаю, сможет ли он её спасти. Если она попала в лапы жрецов…

— Всё же, Джайя, какие ещё жуткие обычаи у нас сохранились!

— Что поделаешь, Гала, древняя страна… — Джайя обнял её, — будем надеяться, что он справится. Он сильный, наш мальчик.

Глава 19

Сантош выехал из Катманду рано утром. Они договорились с отцом, что будут поддерживать связь. Джайя предлагал ехать с ним, но тот категорически отказался. Сантош считал, что отец будет полезнее здесь, в столице, если придётся привлекать полицию и ещё раз пожалел, что Таши ушёл в горы. Всю дорогу он гнал, как сумасшедший. И всю дорогу ругал Машу вслух, громко; распоследними словами клял её самоуверенность, гордость, её неверие к его словам, нежелание уступить, подчиниться. Иногда горло перехватывало спазмом, и голос срывался, он замолкал, а потом принимался молиться всем богам одновременно, а после проклинал их за равнодушие и жестокость. Он гнал по обочинам и кукурузным полям, объезжая неторопливые повозки, запряженные парой буйволов, бешено сигналил, требуя от велосипедистов и рикш уступить ему дорогу. Пот заливал ему глаза, но он лишь досадливо стряхивал его.

А потом он заблудился. Он так был уверен, что в Кундеботы ведёт только одна дорога, что ехал и ехал, не останавливаясь, никого ни о чём не спрашивая, страшась опоздать, не успеть. Он никогда не забирался так далеко к югу от Катманду, пока, вдруг, не понял, что заблудился. Широкая дорога уже давно превратилась в узкую грунтовую, разбитую после последних дождей. Только сейчас он заметил, что горы отдалились, а впереди лежит равнина. Преодолевая свой страх, Сантош остановился, вышел из машины, остановил одну из скрипучих повозок, влекомых лениво жующими волами. Крестьянин, дремлющий на мешках с рисом, сначала не понял, чего от него хочет этот хорошо одетый господин. Потом растерянно махнул рукой куда-то назад: — Кундебоды? Я не знаю, где это. Здесь его нет, и поблизости тоже. Я всю жизнь живу, — он назвал какое-то селение, Сантош пропустил его название мимо ушей, — но никогда не слышал о Кундебоды. — Сантош бегом вернулся в машину, стал разворачиваться — и застрял в глубокой колее. Ревел мотор, колёса крутились в жидкой грязи… Двое крестьян, не торопясь, стали выпрягать своих волов. Машину развернули, вытащили на сухой участок. Сантош торопливо сунул каждому из них по нескольку рупий и выжал акселератор… Теперь к проклятиям в адрес богов добавились и в свой собственный. Он думал о своей любви, обрушившейся на него внезапно, как лавина в Гималаях, и он барахтался, не в силах ей противостоять, понимая, что вся его размеренная и упорядоченная жизнь летит в пропасть. Он страшился думать, отгонял от себя мысль, что может случиться ужасное и с трудом удерживал в себе зверя, который рвался на волю, чтобы бежать, найти врагов и с рычанием рвать их на части.