В сложном полете - [140]

— Стрелки! Огонь по ведущему! Огонь!..

Трассы огня вонзились в грязно-серое брюхо «юнкерса» и полосовали его до тех пор, пока не появились сначала слабые, но юркие, потом жирные и черные, как деготь, струи дыма. Потом брызнуло яркое пламя, протянувшееся по фюзеляжу. «Юнкерс» клюнул носом, и, волоча за собой хвост огня и дыма, пошел к земле. Он пролетел перед самым носом бомбардировщика, так что Вадову пришлось убрать газ и отвернуть вправо.

Остальные фашисты, ошеломленные гибелью вожака, охваченные страхом и паникой, один за другим поворачивали на запад, сбрасывая бомбы на развороте.

— Ур-ра-а! Драпают! Мы их погнали! — наперебой кричали стрелки и Павел. Неудивительно: 18—20-летние мальчишки-комсомольцы, они радовались громко, открыто, искренне.

— Да! Да! — довольно посмеивался Вадов. — Такой удачи и я не ожидал!..

После прилета домой перед всем экипажем Вадов сказал Засыпкину:

— Ну что ж, Паша! Теперь ты можешь летать со всяким командиром. Даже с молодым, неопытным. Верю, — выполнишь любое боевое задание…

ЭПИЛОГ

«Борис! Недавно в «Правде» я наткнулся на твой, взволновавший меня, рассказ «Возвращение»… Ничего не понимаю — все это на самом деле было?.. Тогда почему утаил от меня?.. Как бы то ни было, но именно такой концовкой нужно закончить «Записки»…

20

«Домой! Домой!» — стучали колеса вагона, и пассажир покачивался в такт. Начиная от Среднегорска, он, не отрываясь, смотрел в окно.

«Родимая сторона! Как давно я тебя не видал?!»

«Домой! Домой!» — тревожно стучало его сердце.

Какие-то 2—3 часа, оставшиеся до приезда в родной город, казались годами. Еще никогда в жизни он так не желал, чтобы это время пролетело мгновенно.

Иногда он, закрыв глаза, в изнеможении откидывался на спинку сиденья. Тогда было видно, как на худой коричневой шее двигался острый кадык, а из-под ресниц крупными росинками пробивались слезы. Пробежав по морщинам впалых щек, скатывались к подбородку.

Так он сидел минуту или две, затем снова прилипал к окошку. Ему очень хотелось увидеть окраины города. Ведь встреча с родным местом так же дорога, приятна и волнующа, как с родным и любимым человеком.

Прильнув щекой к стеклу, он всматривался в горизонт, надеясь еще издали увидеть трубы, а затем и корпуса Синарского магниевого завода, где работал до войны секретарем парткома.

Мимо проносились кое-где вспаханные влажные поля, березовые и сосновые перелески. Весна пришла запоздалой. Конец мая, а березы стояли обнаженные. Редко виднелись деревья, опушенные клейкой зеленью только что проклюнувшихся нежных листочков. Из-за горизонта, цепляясь за верхушки деревьев седыми космами, плыли грязные облака. Над вагоном они приподнимались, словно перепрыгивая, а на другой стороне опускались. Плакало небо, смачивая землю дождем. Капли, ударяясь о стекло, извилистыми ручейками текли наискосок вниз.

То ли от нервного напряжения, то ли от плохой погоды у него разламывалась от боли голова. Когда она сильно болела, он ничего не соображал, не запоминал и не слышал. Так было и в тот раз, когда узнал, что может ехать домой. Сотрудники посольства ему что-то говорили, жали руки, сочувственно улыбались, а он кусал губы и кивал для приличия.

Один из них — молодой, высокий — положил ему в карман какие-то бумаги, отвез на вокзал, усадил в поезд. В Москве его кто-то встретил, перевез на Казанский вокзал, посадил на другой поезд…

Разные мысли и чувства одолевали его. Бросали то в жар, то в холод. Более 20 лет назад он оставил в этом городе жену, дочь, двух сыновей. С тех пор ничего не знал о них.

«Живут ли тут?.. Живы ли?.. Наверняка, дети давно обзавелись семьями. Жива ли Даша?… 60-й ей. А может, давно вышла замуж?.. Свыклась, что погиб… Узнает ли их?.. Им не узнать!.. А братья… Григорий, Всеволод. Были ли на фронте?.. Как-то встретят воскресшего из мертвых, выходца с того света… Ведь едет оттуда.

…В августе 41-го он, командир роты, попал под город Спас-Деменск. Около месяца держали оборону, затем перешли в наступление. Вначале оно развивалось успешно. Было разгромлено 5 вражеских дивизий. Но потом немцы, подтянув силы, застопорили его и двумя одновременными ударами под горловину прорыва, окружили наши части… Трижды выходили из окружения и, наконец, кажется, вышли. Но в начале октября попали в четвертый раз. Кто знал тогда, что 30 сентября немецко-фашистские войска начнут первое генеральное наступление на Москву?.. На Смоленском направлении особенно сильные удары противник нанес 2 октября 4-й танковой группой из района восточнее Рославля на Спас-Деменск, Юхнов и 3-й танковой группой из района Духовщины и Вердино на Гжатск, Вязьму. Фашистам удалось прорвать фронт наших войск и устроить к исходу 6 октября огромный Вяземский котел, в который попали 19 и 20 армии Западного и 24 и 32 — Резервного фронтов.

Окруженные войска не сложили оружия, а мужественно дрались, сковывая крупные силы фашистов, не позволяя им развивать наступление. Они несколько раз пытались прорвать кольцо фашистских войск, но, к сожалению, все попытки оказывались безуспешными…

Раненых вывозили на самолетах. Тогда земляку своему красноармейцу Овсянникову сунул последнее письмо домой в Среднегорье.