В сказочной стране. Переживания и мечты во время путешествия по Кавказу - [31]

Мы снова едем по склону горы. Там и сям дорога покрыта навесом в защиту от снежных лавин и обвалов. Кажется, словно мы едем в туннеле с железной крышей над нами. Во многих местах дорога разрыта, и её исправляют; надсмотрщик и инженер дают указания и распоряжаются толпой рабочих. Кроме того, мы встречаем ещё пастухов с огромными стадами баранов.

На вершине новой скалы Корней останавливает лошадей и ведёт нас к кресту и источнику. Он набирает воды в пригоршню и показывает нам: вода шипит. Мы следуем его примеру и пьём из источника. Вода холодна, как лёд, но она шипит, и из неё выскакивают и лопаются пузырьки, руки наши белеют от неё. Вкусом она походит на сельтерскую воду.

Мы взбираемся всё выше и выше, всё покрыто инеем, и мы снова должны кутаться от холода в наши одеяла. Мы достигаем теперь высшей точки нашего путешествия, мой гипсометр41 показывает около трёх тысяч метров. Каменный столб, находящийся здесь, обозначает высоту футами. Здесь Корней отпрягает одну из лошадей и привязывает её сзади к коляске. Потому что теперь уже лошадям не надо больше тащить вперёд, а лишь упираться и задерживать коляску.

И действительно, дорога сейчас же начинает круто спускаться вниз. Здесь совсем нет ровной плоскости, дорога проложена по самому горному гребню, как единственному проходимому мосту. Высокие горы вокруг нас покрыты зеленью, но леса на них нет, и здесь также повсюду стоят стога сена до самой вершины.

Лошади бегут ровной рысью под гору. Иногда они спотыкаются, так как им трудно задерживать коляску; но они всё-таки не падают. Из русских романов можно вынести то впечатление, что в России ездят на лошадях с неслыханной быстротою. На картинках, изображающих русских курьеров, лошади несутся, как вихрь, и, несмотря на это, кучер высоко замахивается своим кнутом. Мы представляли себе, что и нам придётся вихрем пронестись на нашей четвёрке по Кавказским горам, и что мы как с неба свалимся по другую сторону гор. Мы были очень удивлены этой умеренной ездой. Или Корней Григорьевич очень берёг своих лошадей, — а это действительно так и было, — или же русские писатели и художники преувеличивают, что также вполне возможно. Из того, что нам пришлось наблюдать из поезда во время нашего переезда по России, мы вынесли то впечатление, что на лошадях там ездят не очень быстро. Но зато для любителей скорой езды на лошадях я не могу указать лучшей страны в этом отношении, нежели Финляндия. Это мне пришлось испытать самому во время моего пребывания в финляндских городах. Маленькие финские лошадки похожи на наших фьордских, они, как ветер, несутся по улицам, и на углах мне не раз приходилось лететь на одном колесе. Финны хорошо кормят своих лошадей, но зато и ездят очень быстро; когда мне приходилось просить пощадить лошадей, меня с улыбкой называли «лошадиным заступником». Один только раз в своей жизни мне пришлось жаловаться полиции на человека, и этот человек был финский извозчик...

Лихорадка, бессонная ночь и холод в горах наводят на меня дремоту, и я время от времени дремлю и чувствую себя прекрасно. Изредка нам встречаются телеги, запряжённые двумя или четырьмя волами, тогда мы медленно разъезжаемся, равномерное покачивание нашей коляски нарушается, и это пробуждает меня. И тут на этой вышине нам приходится проезжать мимо домиков, сложенных из дикого камня, мимо жилищ пастухов, на крышах которых сидят женщины в живописных синих сарафанах и возятся с шерстью для пряжи ковров или материй. Когда мы проезжаем мимо них, то они смотрят на нас и переговариваются между собою; но когда мы, проехав, оглядываемся назад, то видим, что они уже снова принялись за работу. Полуголые ребятишки долго бегут за нами, и их можно остановить, только бросив медную монету.

Дорога становится всё более и более дикая, и железные навесы над дорогой попадаются всё чаще и чаще; весною, во время таяния снегов, этим навесам не раз приходится выдерживать довольно значительные обвалы. Налево мы видим только очень низкую стену, а за стеной зияет бездна. Никогда ещё мне не приходилось видеть такой бездны; время от времени я выхожу из коляски и иду пешком, стараясь при этом идти как можно ближе к скале. Но глубина влечёт, влечёт, и я иногда заглядываю в неё и при помощи бинокля различаю на самом дне бездны крошечные пятна полей. Сидя в коляске, я невольно крепко держусь за неё руками. Солнце ярко светит на нас, стеаринового пятна на моей куртке как не бывало, мы сбрасываем с себя наши одеяла. Мы всё спускаемся, спускаемся, пропасти становятся всё страшнее, мы извиваемся зигзагами по ущельям. Во многих местах дорога разрыта, и её чинят люди, одетые в бурнусы. Корней не считает больше нужным быть внимательным. Он даёт лошадям трусить несколько скорее, чем это нужно, потому что ему нравится смотреть с своего высокого сидения в бездонную пропасть. Между тем мы проехали станцию Гудаур.

Здесь много хорошо выстроенных каменных домов в один и даже в два этажа. Окрестности голые, каменистые, но вообще это место производит очень приятное впечатление; несколько человек стоят в дверях станционного дома и смотрят на нас. У меня является такое чувство, будто сегодня воскресенье, хотя на самом деле сегодня пятница; люди, стоящие в дверях, имеют такой спокойный и беспечный вид. А может быть, по магометанским порядкам у них сегодня праздник? Мы продолжаем спускаться длинными зигзагами среди горних стен. Телеграфные проволоки, которые всё время сопровождают нас, прикреплены иногда к скале, а иногда уходят под землю, прячась от лавин. Я не иду больше пешком, это слишком замедляет наше путешествие; но в сущности для меня было бы гораздо лучше, если бы я всё время шёл пешком, так как при этом мои нервы менее страдали бы. Навстречу нам попадается почта. Её сопровождает конвой из семи казаков с заряжёнными ружьями, почтальон трубит в свой рог, мы отъезжаем в сторону и останавливаемся, пока мимо нас проезжает почта. Потом мы опять начинаем спускаться с горы.