В синих цветах - [23]
Сырые кусочки земли на скомканном судорогой лице милиционера смели, заслонили все, что Вовка сейчас еще чувствовал и пытался постичь в этом опрокидывающемся мире.
Ему стало так страшно, что он натянул одеяло на голову. И тут же… хищно вспыхнули фары «эмки», уносившей в темень леса какого-то счастливца, выхваченного из хаоса всеобщей неразберихи…
Бензиновая отрыжка «эмки» так защипала нос, что Вовка не выдержал, сорвал одеяло с лица и увидел подходившую Татьяну Юрьевну.
Ухватив за воротник куцего пальто затурканную девчонку, она почти тащила ее за собой по платформе. Сзади семенила невзрачная женщина в сбитой набок велюровой шляпке. То и дело натыкаясь на встречных, женщина все пыталась заглянуть в глаза Татьяны Юрьевны и писклявым голоском смешно выталкивала из себя застенчивые просьбы.
…— Вы, пожалуйста, последите за Лорочкой… Такая болезнь у нее не вовремя… обнаружилась…
Что-то внезапно вспомнив, женщина стала поспешно стаскивать перстень с левой руки.
— Этот изумруд, Татьяна Юрьевна, вам очень пойдет!.. Мы ведь как сестры теперь… И не думайте, что свекровь обидится… ведь если…
Двое нянек протащили рядом с Вовкой носилки с горланящим малышом. Вовка зло отвернулся, вспомнив, как набивали ночью автобус этими, из отделения для самых младших… В суматошных, случайных вспышках карманных фонарей привиделось ему перекошенное гневом лицо Бориса Борисовича. Главврач кричал визгливой фистулой…
Почему его забросили в автобус к малышам, Вовка так и не понял… Его рывком вбросили, ввинтили в смрадную тесноту.
Хлопнула железная дверь над головой. Рванулся из-под спины пол. Кто-то бульдожьей хваткой впился в его ладонь. Вовка вскрикнул, отдернул прокусанную руку… снова вернулся на галдящую платформу к чугунной решетке.
Расхристанная полуторка затормозила, фырча, у самой лестницы, ведущей на платформу.
— Клашка!!! Ну где ты, шалава?! — взметнулся над вокзальчиком простуженный вопль.
Бросился к полуторке белый от бешенства Борис Борисович. Так непохожий на того деда-мороза, что втащил к ним в палату елку в снежинках, вытряхнул из кумачового мешка щедрые подарки…
И снова, прямо на руках, без носилок, мимо Вовки потащили этих ненавистных, злющих «самых маленьких».
Вовка отвернулся, стал смотреть на колонку, из которой выбивалась урчащая струя.
К колонке подковылял пожилой железнодорожник с понурым лицом. Долго приноравливался, ища опору понадежнее. Наконец приладился, стал пить, потешно хватая воду вытянутыми губами.
Вовка так увлекся стараниями железнодорожника, что не заметил, как рядом с тем вырос разъяренный Борис Борисович.
— Вы понимаете?! Понимаете? Что с вами сделать надо? — напустился на железнодорожника главврач. — Вас же расстрелять мало!! То есть это слишком даже по-божески будет!!
Железнодорожник нехотя оторвался от струи, присел, отер губы углом жеваной шинели и, не взглянув на Бориса Борисовича, снова стал ловить воду скошенным ртом.
Столь откровенное безразличие на несколько мгновений лишило главврача дара речи… Опомнившись, Борис Борисович обежал колонку с другой стороны, затопал на железнодорожника ногами.
— Вы же преступники!.. Все поголовно!.. Янычары!.. Отправлять туберкулезных детей на открытых платформах!.. До Рязани!.. — задыхался главврач. — Это!.. Это просто бандитизм!! Я буду счастлив!.. Счастлив!! Когда вас всех расстреляют на моих глазах!
— Расстреливайте, — напившись, смиренно согласился пасмурный железнодорожник. — Только, кроме открытых, больше нет ничего.
— Но ведь это же… Это же для детей — смерть верная! Понимаете?! — переменив тон, внезапно, почти взмолился Борис Борисович, превратившись сразу в растерянного ребенка.
— Да понимаю я все, — обреченно согласился железнодорожник. — Только нет ничего больше. И не будет.
Он инстинктивно поправил съехавший набок пояс и, припадая на левую ногу, не спеша заковылял прочь от колонки…
Новая волна голосов заставила Вовку повернуть голову.
Проносили последних малышей. Вспотевшие, растрепанные няньки-подсобницы из пищеблока тащили присыпанные мучной пылью мешки…
Почувствовав заманчивый, сладкий запах воска, Вовка закрутил головой во все стороны…
Запах исходил от стеариновой свечи, вделанной в целлулоидную лодочку-моторку, что сжимал в красном от холода кулачке черноглазый малыш, второй рукой ухватившийся за материнский подол.
Мать его — молодая нянька с некрасивым выпуклым лбом уронила, рассыпала недалеко от носилок Вовки узел с казенными кружками и ложками…
Ту незабываемую лодку-моторку, что тарахтя носилась по кругу в огромном эмалированном тазу, приносила в палату Маша.
Между тем к лобастой няньке подоспела на помощь вторая. Тучная, старая, с нелепыми гроздьями суден в руках.
— А дочка-то где? — спросила старая у матери карапуза. — Присмотрела бы хоть за ним пока, — кивнула она на малыша.
— Так к тетке я ее давеча отвезла, — не переставая собирать алюминиевую посуду, объяснила лобастая. — В деревню. Чего делать-то? Первый раз, когда наших эвакуировали, проворонила я. Все думала — пронесет. Да Васек болел. А теперь куда деваться?.. Раз по одному тольки ребятенку брать разрешили… А тетке тоже, считай, шестьдесят четыре стукнуло.
Сценарий «Когда я стану великаном» касается нравственных проблем, волнующих наше молодое поколений. В нем рассказывается о победе добра и справедливости, чувстве долга и истинной дружбы, скромности и честности. Фильм по сценарию удостоен премии ЦК ВЛКСМ «Алая гвоздика».
Кузнецов Александр Всеволодович (род. в 1935 г.) закончил актерский факультет ГИТИСа и Высшие режиссерские курсы при Госкино СССР. Снялся более чем в тридцати фильмах, осуществил ряд инсценировок, работал на телевидении. Автор пьес «Острова снов», «Лети все горе прочь», «Зачем принцессе усы!», «Танец кочерыжек». В соавторстве с И. Туманян написал сценарий кинофильма «Когда я стану великаном» (приз Ленинского комсомола — Алая гвоздика). В 1983 году в издательстве «Молодая гвардия» вышла повесть А. Кузнецова «В синих цветах».
В повести сибирского писателя М. А. Никитина, написанной в 1931 г., рассказывается о том, как замечательное палеонтологическое открытие оказалось ненужным и невостребованным в обстановке «социалистического строительства». Но этим содержание повести не исчерпывается — в ней есть и мрачное «двойное дно». К книге приложены рецензии, раскрывающие идейную полемику вокруг повести, и другие материалы.
В книгу известного писателя Э. Сафонова вошли повести и рассказы, в которых автор как бы прослеживает жизнь целого поколения — детей войны. С первой автобиографической повести «В нашем доне фашист» в книге развертывается панорама непростых судеб «простых» людей — наших современников. Они действуют по совести, порою совершая ошибки, но в конечном счете убеждаясь в своей изначальной, дарованной им родной землей правоте, незыблемости высоких нравственных понятий, таких, как патриотизм, верность долгу, человеческой природе.
В сборник известного советского писателя Л. С. Ленча (Попова) вошли повести «Черные погоны», «Из рода Караевых», рассказы и очерки разных лет. Повести очень близки по замыслу, манере письма. В них рассказывается о гражданской войне, трудных судьбах людей, попавших в сложный водоворот событий. Рассказы писателя в основном представлены циклами «Последний патрон», «Фронтовые сказки», «Эхо войны».Книга рассчитана на массового читателя.
…Человеку по-настоящему интересен только человек. И автора куда больше романских соборов, готических колоколен и часовен привлекал многоугольник семейной жизни его гостеприимных французских хозяев.
