В схватках с врагом - [66]

— Бывает так: судьба важнейшего дела, труд сотен людей зависит от одного человека — его памяти, его честности, его совести, — начал Краснов. — Вы понимаете, Степан Григорьевич, ответственность этого человека? Ответственность прежде всего перед самим собой?

— Что вас интересует в Шевылеве? — глухо спросил Скрыль. — Я решил рассказать все, что знаю. И я буду подтверждать это везде, куда меня только ни вызовут. Да, я служил у немцев. Стрелял, когда мне приказывали стрелять. Но я не убийца, как этот гунявый Лешка…

И он стал рассказывать… Впоследствии, в кабинете следователя и на судебном процессе, Скрыль оказался, что называется, «хорошим свидетелем». Он припоминал самые мельчайшие подробности, с гневом и страстью обличая палача, не щадя и своей трусости, своего постыдного малодушия.

*

…На второй день после расстрела паренька и порки стариков Шевылева в команде не было. Конники приводили в порядок сбрую, седла, чистили оружие, латали одежду. За обедом, когда все собрались вместе, Яков Сухов, этот солдат с усами, вдруг сказал:

— За такие дела ответ всем держать придется.

Никто не произнес ни слова, хотя каждый понял, что он имеет в виду.

— А не уйти ли к партизанам, пока не поздно? Есть желающие составить компанию?

Все так и оцепенели, а Яков загоготал и даже привстал, как показалось Скрылю, от удовольствия:

— Да я пошутил, ребята. Испытанье делал, нет ли где трещинки.

Разговор на этом и потух. Вскоре все убедились, что действительно «фельдфебельский сапог», как позже прозвали Якова Сухова, испытывал конников. Когда команда разместилась в Тупилине, этот Яшка достал где-то большую бутыль спиртного, напоил Шевылева, пролез в ординарцы вместо убитого партизанами Федьки. Он чистил фельдфебелю сапоги, ходил за ним, как мать за ребенком. Тот души в нем не чаял и даже на облавы перестал его брать, тем более что они были земляки, оба с Брянщины. Конники по лесам, а ординарец в деревне прохлаждается, самогонку рыщет. Вечером потолчется среди солдат, а утром наушничает своему хозяину.

Кончилось все это неожиданно. После Тупилина полувзвод около ста километров шел маршем по смоленским лесам и болотам. Кони устали, каратели изнемогли. Остановились в сарае, в заброшенном хуторке. Шевылев, взяв с собой Скрыля, уехал. Спустя примерно час, когда они уже подъехали к штабу, со стороны хутора гулко ударило. Шевылев со взводом жандармов бросился туда. От сарая остались одни щепки. Из всех солдат дышал только один, да и он вскоре умер. От него узнали, что в карауле в тот момент был Яков Сухов.

Так была уничтожена команда Фризнера. Из ее состава в живых остались только трое: Шевылев, после взрыва арестованный немцами, Сухов, скорее всего ушедший к партизанам, и сам Скрыль, который попал после этого случая в РОА.

В сентябре 1945 года Скрыль проходил в одном из лагерей проверку. Недалеко от себя, в шеренге бывших власовцев, полицаев, бургомистров, он неожиданно увидел Шевылева. Тот сделал ему знак, что они не должны признавать друг друга. Степан тоже боялся ответственности за службу в команде. Во время переклички фамилия Шевылева не была произнесена: фельдфебель откликнулся на фамилию своего прежнего ординарца Федьки. Вспомнить эту фамилию Скрыль так и не смог. Не могло ее быть и на Лукерьином бревне — это Краснов знал точно: Федька был убит партизанами еще до стоянки конников в Тупилине.

*

Сухов был приглашен Красновым в кабинет начальника городского отдела милиции. Это был пожилой, степенный мужчина, одетый, несмотря на сильную жару, в черный пиджак. На груди — ордена и медали за участие в партизанском движении.

Вступив в команду Шевылева в Ржевском лагере, Сухов с самого начала тяготился сознанием глубины своего падения и искал случая уйти к партизанам. Он понимал, что явиться к ним нужно не с пустыми руками, а хоть частично искупив свою тяжкую вину. В Тупилине как раз представился такой случай. Когда фельдфебель приказал Сухову осмотреть дом Лукерьи Гавриловой, он увидел на чердаке, на охапке сена, раненых красноармейцев. Яков пытался было убедить Шевылева подобрать другой двор, но фельдфебель настоял на своем.

Сухов разыскал хозяйку дома и предложил ей свою помощь. Перевести бойцов в другой дом было невозможно, так как двое раненых из команды Шевылева находились днем в палатках и могли все заметить. Ночью же двор охраняли часовые.

В Тупилине команда простояла с неделю. В течение этого времени Сухов помогал укрывать раненых бойцов. В последний вечер Шевылев вернулся из штаба радостно взволнованным. За стаканом самогона он поведал о полученном важном задании: срочно доставить в штаб армии секретный пакет. Шевылев даже показал пакет, весь в сургучных печатях.

Яков посоветовал обшить пакет тканью, чтобы ненароком не повредить печати. Фельдфебелю идея понравилась, и он тут же приказал ординарцу хорошенько зашить депешу в матерчатый сверток. Здесь Сухов и решил, что пробил его час! Он разрезал конверт. Лежавшую в нем карту заменил подходящими по формату двумя газетенками «Голос добровольца», затем зашил пакет в тряпку. Фельдфебель ничего не заметил.

Перед выездом Сухов сходил в деревню, взял у Лукерьи баклагу самогона и приторочил ее к седлу. Он мог бы отдать похищенные документы женщине, но не сделал этого: они были нужны ему как пропуск, как пароль для перехода к своим.