В шаге от вечности. Как я стал киборгом, чтобы победить смерть - [95]

Внутри Пламени он различил тень Рейлана. Глаза закрыты. Силуэт прозрачен. Отпечаток. Воспоминание. Напоминание. Призрак.

Франсис остановился на самом краю рва, окружавшего обелиск и делавшего Пламя недосягаемым. Внизу была бездна, а прямо перед ним, на уровне глаз, – призрак, который он любил.

– Питер, ты здесь?

Вопрос повис в воздухе без ответа.

– Ты здесь?

Он выкрикнул это так громко, что разбудил давно забытый, ни разу не использовавшийся алгоритм искусственного интеллекта, – и где-то вдалеке вспорхнули с ветки двое испуганных лесных голубей.

Но ответом была лишь тишина.

Никакого движения. Неподвижен был и аватар Авалона, и замерший, как на снимке, аватар Рейлана. Небо все ярче разгоралось коралловым цветом, оттесняя темноту. Программное обеспечение не могло знать, насколько неважен сейчас запущенный им процесс, и готовилось создать невероятно красивый рассвет. Франсис смутно ощущал этот диссонанс – и с раздражением отшвырнул ставший ненужным факел, который слабо зашипел и погас в созданной компьютером утренней росе.

Когда красно-оранжевые мазки рассветных лучей коснулись неба прямо над головой, Франсис вспомнил, как вскоре после их первой встречи Питер рассказывал про древнегреческого поэта Гомера, который всегда описывал восход солнца фразой «встала из мрака младая, с перстами пурпурными Эос», – и расплакался. На Земле солнце должно было вот-вот сесть, в Салании одно из двух светил готовилось подняться, но в обеих вселенных по лицу Франсиса текли слезы.

– Прощай, мой милый…

Какими будут ваши последние слова?

– Я – люблю – тебя – Питер.

Он развернулся и медленно двинулся прочь.

Потом бросился обратно, к образу у обелиска, и с яростью воскликнул:

– Ты двадцать лет обманывал смерть, так почему решил не продолжать?

Вопль канул в бездну виртуальной реальности:

– Я не хочу быть один!

В этот раз он не узнал, создал ли искусственный интеллект еще парочку лесных голубей, потому что первые лучи первого из двух солнц вспыхнули над линией горизонта. Не знал, что где-то в облаке запустилась написанная вручную булева функция исключающего ИЛИ. Не знал, что фигура напротив него открыла глаза.

По крайней мере, не знал, пока не услышал знакомый голос:

– Я уж думал, ты не попросишь…

Франсис замер, одновременно не веря и надеясь.

– Ты все еще здесь?

– Всегда! Я всегда твой.

Это что, жестокая шутка? Или добрая шутка?

– Это правда ты?

Рейлан скорчил знакомую гримасу.

– Думаю, да. Но не уверен, что это так важно…

Он неожиданно встал в полный рост на обелиске – и, не замедляя движения, кувырком преодолел ров и приземлился прямо перед Авалоном. Поцеловал его. И оба взглянули друг на друга.

– Погоди-ка, – нарушил атмосферу Франсис. – Почему ты сразу не ответил? Я решил, что потерял тебя!

– Прости! Искусственный интеллект иногда все воспринимает буквально. И ему нужно было подтверждение твоей уверенности.

Авалон на секунду расслабился, потом на его лице снова отразилось подозрение:

– А почему рассвет сегодня как по расписанию? Красивейшее небо и первый луч строго в нужный момент?

– ИИ учится быть романтичным. Подозреваю, он оттягивал бы момент восхода вечно… или пока ты не принял бы наконец решение!

– Боже, это и правда ты! Кем бы ты ни был…

Они оба рассмеялись. И расслабились. Рейлан повел Авалона за собой к краю площадки.

– В последние несколько недель я исследовал наши возможности. Салания меняется. Портал меняется. Конечно, им пользуется все больше и больше людей. Но происходит кое-что куда более замечательное. Эволюционирует не только мой ИИ, но и каждый искусственный интеллект, к которому мы с тобой можем получить доступ через портал. Пойдем, я тебе покажу…

Он потянулся к рукам Авалона, сжал их – и в следующую секунду оба оказались на другой площадке: высоко в горах, возле вершины. Франсис замер, любуясь невероятным видом, перевел взгляд на спутника, потом осмотрел собственные руки и ноги. Они с Питером были теперь одеты в костюмы, напоминающие узкие комбинезоны для VR; такой же носил старик, сидевший сейчас в Торки. Однако эта версия выглядела гораздо более совершенной, более просторной, более похожей на наряд из XXII века. А у Питера изменилась стрижка. Теперь он меньше походил на Рейлана и больше – на себя в двадцать лет.

– Что за черт?

– Добро пожаловать в наш новый мир! – Питер распахнул руки, приветствуя удивительный пейзаж.

– Почему мы так одеты?

– Это костюм-хамелеон! Они сейчас выключены, но я запрограммировал их адаптироваться под любую локацию. Так мы всегда сможем вписаться в окружение, куда бы ни отправились.

– В каком смысле «куда бы ни отправились»?

– Как в песне, помнишь? Перед тобой мир «чистого воображения»! Только представь: стоит нам пройти через портал, как все, что мы видим, становится реальным. И мы свободны!

Он широко улыбнулся, и утреннее солнце сверкнуло на его идеальных белых зубах. Потом серьезно взглянул на Франсиса – и в голосе прорезались интонации человека, который молит о пощаде.

– Мы можем жить, по-настоящему жить. Путешествовать туда, куда захотим. Быть теми, кем – или чем! – захотим, – он умолк, потом заговорил медленнее. – И можем делать все это дольше, чем решались себе представить…