В шаге от вечности. Как я стал киборгом, чтобы победить смерть - [64]

Конечно, спокойствие, наполнившее меня с осознанием того, что я наконец сохранил свою мимику – свою личность, – должно было бы стать главным воспоминанием о том дне в студии. Но оно прочно обосновалось на втором месте. Первое оказалось занято секундой, когда я, сам того не ожидая, смог взять в руки блестящий черный шлем Дарта Вейдера, хранившийся в кабинете одного из режиссеров. Тот самый, настоящий шлем: Дэвид Проуз надевал его на съемках пятого эпизода, «Империя наносит ответный удар». Это было невероятно.

Когда мы заехали на территорию Имперского колледжа и в поле зрения появилась Королевская башня, возвышавшаяся, как и положено башне, над всем кампусом, я почувствовал укол тоски по потерянным возможностям и по пути, на который я так и не ступил. Мне нравились академические знания. В каком-то другом мире я остался бы учиться там, никогда не стал бы мечущимся по всему земному шару консультантом, разменявшим науку на интеллектуальную проституцию. Получил бы вместо этого степень профессора робототехники и постоянную работу в университете, писал бы статьи в рецензируемые журналы, выстраивал репутацию в научных кругах – в общем, был бы настоящим ученым.

– Каково это – вернуться в университет, где вы когда-то учились?

Мэтт обратился ко мне, как всегда прячась за видоискателем камеры, закрывавшим большую часть лица. Видимо, ему нужен был крупный план. Я послушно перевел глаза на край камеры (Мэтт просил никогда не смотреть в объектив) и сказал ему правду.

– Я не был здесь больше тридцати лет, и как же здорово вернуться!

Теперь по всему кампусу были разбросаны робототехнические лаборатории; в две из них нам и предстояло заехать. В первой к моей руке должны были прицепить робота-сборщика, а потом включить его. Такое нельзя делать дома. На фабрике, впрочем, тоже нельзя: есть определенные правила безопасности, регулирующие это. Но мы направлялись в научно-исследовательскую лабораторию, а в лаборатории запретов не было.

Фиксирующие ремни оказались довольно тугими, поэтому, пока их затягивали, у меня возникло ощущение подготовки к некоему наказанию. Или к казни. Я заискивающе улыбнулся двум аспирантам, привязывавшим меня к довольно серьезному сложносоставному устройству. Они ответили мне тем же – а потом продолжили затягивать вокруг моей кисти тяжелую перчатку.

– Мы еще ни на ком, кроме себя, не пробовали, – сообщил один из аспирантов.

– Но это должно быть безопасно, – заверил второй.

Нас ждал довольно хитрый эксперимент. Камера следила за моим взглядом, направленным на стоящий передо мной стол. Смотреть мне предлагалось на апельсин, лежащий в произвольном месте. Компьютер должен был понять, куда я смотрю, запустить робота, переместить с его помощью мою руку, привязанную к нему, и сомкнуть на апельсине пальцы, запустив движение перчатки. Потом я должен был перевести взгляд на стоящую в случайном месте миску, а робот подносил к ней мою руку и разжимал перчатку, заставляя пальцы выпустить апельсин. Что могло пойти не так?

Для начала мое плечо вполне могло вырвать из сустава. Именно эта идея беспокоила меня, пока я гадал, длиннее у моих помощников руки или нет. Мне обещали, что робота в таком случае тут же выключат, но один из аспирантов все же внес необходимые корректировки в компьютерную программу. Вопреки всему, после примерно дюжины попыток, занявших с час времени, все начало работать идеально. По крайней мере апельсин оказался в миске. Победителями себя в тот момент чувствовали абсолютно все, но я еще чувствовал, как болит рука.

Несмотря на травму, я хотел провести еще один эксперимент. Мы перепрограммировали робота так, чтобы он подносил мою руку к руке Франсиса и хватал ее. Впервые за три месяца я смог наконец это сделать. И именно в момент контакта понял, насколько важно дотянуться до тех, кого любишь, и прикоснуться к ним.

Во второй лаборатории я надеялся получить роботизированное кресло. Оно функционировало по тому же принципу, что и беспилотные автомобили. Мэтт пришел в восторг: это могло стать отличным материалом для фильма. Нас должно было, однако, насторожить абсолютно будничное замечание разработчика: кресло еще не до конца испытано, и пользоваться им я могу исключительно на свой страх и риск.

– Людей с ограниченными возможностями мы в него еще не сажали, – с энтузиазмом сообщил профессор.

– Но обычно оно ведет себя хорошо, – добавил работавший с ним аспирант.

Кресло и правда вело себя хорошо, хотя двигалось рывками и периодически забывало дорогу, как древняя бабушка с тремором. И даже успешно обогнуло экран, отделявший его от точки назначения. Все шло просто отлично. Я уже представлял, как ликует за камерой Мэтт, предвкушая, сколько будут стоить эти кадры. А потом бортовой компьютер растерялся. Проблема заключалась в том, что, растерявшись, он входил в режим поиска, а в нем кресло начинало очень быстро раскручиваться. Вместе со мной.

Хорошая новость: специально на такой случай моего обезумевшего «скакуна» снабдили кнопкой отключения питания, способной моментально его остановить. Плохая новость: кнопка была на правом подлокотнике, а правая моя рука уже была парализована.