В шаге от бездны - [16]

     – Так сказать, чистые расы, исходный генетический материал для всего живого в нашем мироздании. И неплохой, я тебя уверяю, материал!..

     К чему он акцентировал и сподвигал внимание Кали, девушка не поняла.

     – Погостишь у меня? – неожиданно спросил Архонт.

     Кали дёрнулась как от удара.

     – Да, – сдавленно согласилась она.

     – Славно. Значит, мы никуда не спешим…

     Импульсивная интонация Архонта, как встряска, действовала на девушку. Её гостеприимный хозяин сплетал вокруг них кокон. Кали вдруг поняла, что в таких энергетических коконах может происходить всё, что угодно, и это не войдёт в прошлое. Случившегося здесь никто и никогда не увидит! Догадка об этом привела её в такой ужас, что ей стало трудно дышать.

     – Тише, деточка, – ласково успокаивал её Архонт.

     Кокон был готов.

     – А вот теперь будем говорить…

     Дыхание минувших дней никогда не покидало планету Аккад. Тени пройденных эпох накладывались одна на другую, преломлялись светом и тьмой, прячась в забытых уголках большого синего шара. Но стоило путнику ступить в такие места, как тени отступали назад, являя глазам то, что не успело покрыться пылью времени. Современность так или иначе соприкасалась с историей, ранней, молодой, а иногда глубокой и задумчивой. Передовые достижения цивилизации граничили с невидимыми следами ушедшего прошлого, и сильнее всего этот контраст ощущался в Железных ущельях. Их разлогие хребты и глубокие впадины опоясывали север двух континентов, спускаясь в пучину океанов и вздымаясь лишь отдельными пиками островов посреди обширных водоёмов. Некогда, в пору первой и второй цивилизаций, когда климат на планете менялся гораздо чаще и стремительней, здесь, в такт погоде, поочерёдно менялись пустошь и страны. Страны, как грибы, произрастали с первыми погожими переменами, пустошь же приходила внезапно, холодными глыбами ледников, и надолго покрывала собой прекрасные цветущие земли. Великий же хребет гор продолжал тянуться к неподвластным ему небесам, равнины становились всё уже, а с каждым окончанием холодного периода пригодных мест для новых поселений оставалось всё меньше. И вскоре обитатели прошлых цивилизаций вовсе отказались от этих земель. То, что сберегла в них история и пощадила многовековая ядерная война, пылилось уже более шести миллионов лет – это остатки монолитных каменных городов прошлого, закалённые холодом и радиацией, сохранённые морозом. Большая часть из них была погребена древним, плотным ледником, и лишь высокие шпили монументальных замков, да верхушки крепостей, как айсберги, кое-где оставались на поверхности.

     Красивое седое напоминание времён, когда эра технологий ещё только-только зарождалась в развивающихся умах, а умелые и сильные руки являлись лучшим оружием и лучшим помощником в жизни. Мрачными сводами, пустыми, облупившимися бойницами, да крепкими, смеющимися векам в лицо стенами смотрело оно на переменчивый испуганный мир.

     Гуляя по истоптанному, вылизанному ветрами камню этих пустынных чертогов, Хранитель Дильмун излишне печалился, что такое неоценённое наследие и богатство его предков, как и многое другое, было так беспечно растрачено или потеряно потомками. За те недели, что он и Эн-уру-гал провели здесь, найдя в этих стенах покой и убежище, Хранитель, между делами, а дел у него было немного, часто переходил из одного подземного замка в другой, спускался вглубь построек, в недра, окружённые ледниками, туда, куда не попал бы обычный смертный, и видел жизни, прошедшие здесь. Доблестные, смелые жизни, со страхом первооткрывателей и мужеством чистых сердец, с одним лишь калёным железом в руке против неизведанного и опасного будущего, и этому также стоило поучиться у жителей тех отпетых.

     Ужасная ядерно-химическая катастрофа, ставшая апогеем второй цивилизации, не только изгнала жизнь из планеты на долгие миллионы лет. Она изменила многое, и некоторые её глубокие раны не зажили даже теперь. Если остальная часть Аккада, за исключением нескольких регионов, уже давно вновь подходила для жизни, то Железные ущелья навсегда впитали в себя гнилость радиации и химического оружия и до сих пор оставались практически мёртвым пристанищем для редких видов животных и птиц, столь же ужасных и столь же суровых, как и место их обитания. Хранитель же не находил их таковыми. Эта мутирующая жизнь также имела право на существование, и ему было жалко, что в не его власти сохранить им это право. Грядущие роковые перемены станут для этой планеты значительно большей катастрофой, чем ядерное заражение.

     Особая атмосфера холодного пристанища и фатальные мысли навевали на Хранителя затворническую меланхолию, которая приводила к неосторожности. Дильмун часто забывал, что должен скрывать себя и Эн-уру-гала, и если бы не обширная аномальность этих гор, где затеряться было легче простого, их обоих, в лучшем случае, давно бы нашли другие члены братства. Пока же отравленные горы берегли своих друзей, искажая и путая их энергетический след.

     Словно опомнившись от гнетущего сна, Хранитель встрепенулся. Отогнав от себя сдавливающие пустотой мёртвые стены очередного чертога, он вернулся к прерванному занятию. Несомненно, главной его заботой оставался молодой наследник, но и помимо этого, Дильмуну приходилось продолжать исполнять обязанности караульного – постоянно обшаривать пределы их галактики. Каждый день он отпускал свой внутренний взор к границам преграды, которую рабы их врага ещё не могли преодолеть, и каждый день он отмечал новые успехи противника. Чем ближе становились к ним Тёмный Кочевник и его вместилище, тем быстрее таяла невидимая мембрана, преграждающая путь его ордам в галактику. К тому же, рабы Кочевника не прекращали и сами пытаться пробиться вовнутрь. Выбрав несколько мест, они ежесекундно ломились в закрытые двери, и двери эти трещали, а за той преградой, как разъярённые бури, толпились армады войск и существа, каких илимам ещё не доводилось встречать.