В сетях любви - [104]

— Вы бы надели пальто, — все же сказал он. — От согревшихся мышц больше пользы.

Роанок дернул головой в кивке, отвел глаза, но с места не двинулся.

Ну и черт с ним. Будь проклято все это мероприятие. Уилл сунул руки в карманы пальто. Секунданты подошли к карете, чтобы переговорить с врачом. В открытую дверцу он видел Лидию.

— Кто с вами приехал? Ваш брат? — Молодой человек и в самом деле выглядел более «сладкой» версией Роанока — так иногда случается в семьях, где есть младшие братья.

Квадратная Челюсть снова кивнул, некоторое время смотрел вдаль, потом все же перевел взгляд на Уилла.

— Он не знает всех обстоятельств. Если он спросит вас… если мне наступит конец, а он захочет узнать, как получилось, что дело дошло до дуэли… вы окажете мне огромную услугу, если не упомянете о том, что я ударил Лидию.

— Прошу вас впредь называть ее мисс Слотер. — Фраза прозвучала хлестко, как удар кнута. Если бы у него действительно в этот момент в руке был кнут, он, возможно, и нанес бы удар. — Вы отлично понимаете, что упали бы в его глазах, если бы он узнал, что вы ударили женщину.

— Он хорошо разбирается в том, что хорошо и что плохо. — Ежась время от времени, Роанок внимательно изучал свои ботинки. — Вы же знаете, что я никогда не бил ее, кроме того раза. — Он произнес это почти шепотом, хотя брат все равно не смог бы услышать его. — И я вообще не поднял бы на нее руку, если бы она первой не ударила меня. Это так ошеломило меня, что я потерял голову и действовал не задумываясь. — Переступил с ноги на ногу.

— Вы приносите извинение? — Он проследил за клубочками пара, вырывающимися изо рта и уносящимися в холодный воздух.

Роанок секунду колебался, потом помотал головой. Тупой, упрямый мерзавец. Трясется, как заяц, его аж тошнит от страха перед тем, что в него будут стрелять, и все равно предпочитает принять в себя пулю, чем прослыть трусом.

— Я никогда раньше ее не бил. Это все, что я хотел сказать.

В голове Уилла замелькали и рассеялись вопросы. «По-вашему, это имеет какое-то значение? Я должен позабыть о том, что вы издевались над ней, пока мы гостили в Чизуэлле? Вы рассчитываете на поблажки в загробной жизни, да? Вы думаете, ваше признание произвело на меня впечатление?»

Он перевел взгляд на карету, вернее, на силуэт, видневшийся там.

— Если хотите, можете поговорить с ней. Если у вас есть что сказать. — Он, наверное, зря без ее разрешения предложил это Роаноку. Только теперь уже поздно сдавать назад. — Она настояла на том, чтобы присутствовать, так как она является причиной дуэли.

Предложение явно удивило Роанока. Он оттолкнулся от дерева и посмотрел на карету.

— Я не представляю, что ей сказать. Она знает, что я никогда прежде не бил ее.

Уилл пожал плечами и отступил на шаг, чтобы уклониться от искушения врезать этому недоумку.

— Меня все это не касается, — жестко произнес он. — Я основываюсь на своем опыте. Это полезный способ подгрести за собой, вычистить карманы. Никто не захочет идти в бой, обвешанный конфликтами, которые можно запросто разрешить. — Еще один шаг назад, еще одно пожатие плеч. — Возможно, вам действительно не чего сказать ей. Я не знаю. Но если есть, сейчас самое время.

Роанок бросил еще один взгляд на карету и обхватил себя руками. Он сделал глубокий вдох, а потом выдохнул, и Уиллу показалось, что вместе с воздухом он выдохнет свою гордыню и решительным шагом направится к Лидии.

Однако тот лишь покачал головой:

— Мне нечего сказать ей.

Жалкий. Несчастный. Господи, неужели он и в самом деле жалеет этого человека? Когда же его здоровое презрение потеряло форму и превратилось в жалость?

Однако он ничего не мог с этим поделать. Этот человек цепляется за свою честь — а Роанок, без сомнения, имел представление о чести, иначе его не волновало бы, как он будет выглядеть в глазах брата, — и при этом осознает, как низко он пал. Этого должно быть достаточно, чтобы в зародыше задавить любое сочувствие в его душе. Но он и сам знает, каково это — потерять расположение брата. И что такое угрызения совести. Ведь Лидия, радость его жизни, досталась ему, по сути, благодаря обману. Случайный промах, а потом непозволительный поступок — все это толкнуло любовницу другого мужчины прямо к нему в объятия.

Его внимание привлекло движение в карете: Лидия спустилась на землю. Она наверняка заметила взгляды, которые на нее бросали двое мужчин, и приготовилась вмешаться, если понадобится. Она пристально смотрела на него, точно так же, как в тот первый вечер, в темноте библиотеки, однако на этот раз в ее взгляде не было безразличия. Напротив, в нем светилась надежда. Даже сейчас она еще верила, что он и Роанок могут пойти на уступки друг другу и тем самым отменить дуэль.

В его душе опять что-то дрогнуло. Возможно, само по себе это чувство не поколебало бы его, не поколебало бы оно его и в сочетании со странной жалостью. Однако его сознание выбрало именно этот момент, чтобы напомнить, как под его пальцем замедлялся пульс Толбота. Это воспоминание подействовало, как последняя капля зелья алхимика или как призма, которая преломила луч света и превратила его в ослепительное сияние.