В сердце леса - [34]

Разговор наш вращался вокруг той же темы.

— Камайюра часто приходили к нам лакомиться яйцами и курами, — сказал Клаудио, — и вот мы с Орландо дали им дюжину кур, чтобы они развели их у себя в деревне.

Вскоре камайюра пришли снова, и мы спросили их: «Почему же вы хотите есть наши яйца и наших кур? У вас же есть свои».

— У нас нет больше ни яиц, ни кур. — Камайюра были очень печальны.

— Разве они вам не нравятся? — спросили мы.

— Нравятся, но мы их съели, и у нас их больше нет, — вежливо объяснили они.

— Тогда Орландо сказал им, что, когда он был в последний раз в их деревне, он слышал крик петуха. «Да, у нас есть петух. Не подумайте, что мы едим петухов. Ведь они поют», — ответили камайюра. Они мыслят по-своему, Адриано, совсем иначе, чем мы. И ничего с этим не поделаешь. А знаете, почему мы не разводим здесь Маниок? — спросил Клаудио. — Потому что индейцы Съедают его весь. Каждый год, когда они вырывают из фемли корни, они легко могли бы сажать маниок на будущий год. Но они этого не делают. Лишь когда их урожай подходит к концу, они делают новые посадки, а если посадят мало — берут у нас. Индейцы никогда не думают о будущем. Они совсем не такие, как мы — даже в самых простых вещах. Если до сих пор, — продолжал Клаудио, — никому; не удавалось по-настоящему понять, почему первобытные люди умирают при соприкосновении с цивилизацией, то это оттого, что очень трудно постичь законы первобытного мышления. Пули и болезни несут индейцам смерть — это ясно каждому, но опасность других сторон нашей цивилизации для индейцев далеко не столь очевидна. Металлическая кастрюля — благо для цивилизованного человека, но может иметь разрушительные последствия при племенном строе. Западная религия — величайший дар, который мы можем им предложить, но прививать ее следует крайне осторожно, в противном случае она может лишь разрушить существующее у индейца представление о мире, не давая взамен ничего доступного его пониманию.

Политика братьев Вильяс основывалась на принципе — сначала изучить индейцев, а уж потом знакомить их с приемлемыми для них сторонами цивилизации. Во всех остальных районах Бразилии альтруисты-миссионеры так увлекались проповедью слова божьего и столь усиленно навязывали свой идеализм, что их чрезмерная доброта приносила индейцам только вред. «Эта проблема, — задумчиво произнес Клаудио, — требует от человека, который стремится помочь индейцам, прежде всего одного: желания всегда понимать другого».

На этом наш разговор окончился. А на следующее утро к нам на несколько часов прибыла на самолете некая леди из Соединенных Штатов. Самолеты не прилетали к нам уже несколько недель, и ее появление было просто чудом. Леди выглядела здесь так же нелепо, как балерина на овощной ферме. Тем не менее это была добрая, щедрая женщина, вероятно, связанная с какой-нибудь филантропической организацией или обществом альтруистов.

— Молодой человек, будьте добры, попросите вон того туземца снять штаны — я хочу сфотографировать его. Это нужно для текста к нашему обращению. Вы считаете, что это неудобно? Действительно, стыдно. Ну, хорошо, тогда скажите, для чего он раскрасил тело красной краской. Чтобы быть красивым? Значит, у них это вроде нашей пудры и помады? Правда? Послушайте» я и сама кое-что знаю об индейцах. Мой двоюродный брат жил в Бразилии среди людоедов. Вы говорите, что в Бразилии нет настоящих людоедов? Что существует только ритуал, когда едят человечье мясо? Ну, об этом я ничего не знаю. Это могло стать ритуалом лишь теперь, когда они уже цивилизованные, а когда мой двоюродный брат жил здесь, они были самыми настоящими людоедами.

В этот момент к берегу пристало каноэ, из него вышел старший сын вождя племени мехинаку. Кожа у него была неприятного желтого цвета: три месяца он прятался от солнечного света. Вокруг всей его правой ноги шла глубокая бороздка, словно выжженная раскаленной докрасна кочергой, ниже нога представляла собой сплошной черно-синий кровоподтек. Я знал, что несколько недель жгут из жестких лиан стягивал в этом месте его ногу, а теперь, когда жгут сняли, мальчику предстояло пить ядовитый напиток, как того требовал обряд посвящения. Четыре месяца назад он был совершенно парализован, и ему удалось спастись лишь благодаря тому, что его быстро доставили на самолете в больницу. Врачи категорически запретили ему снова пить яд.

Мальчик ходил вокруг хижины и заглядывал в щели между бревнами, стараясь рассмотреть, кто был внутри. Увидев Клаудио, он направился к двери.

Американка вскоре улетела, но следующий самолет доставил другого посетителя. Из «дакоты» вышел маленький человечек и резвой птичьей походкой направился к посту. Один индеец нес его чемодан, другой тащил ящик с апельсинами.

Подойдя ко входу в хижину, он обернулся и посмотрел на индейцев.

— А где мой несессер? — спросил он голосом канарейки. — Где мой несессер? Индейцы украли мой несессер!

Он, как истерик, подпрыгнул на месте и ринулся выяснять, «кто тут главный», нервно прихлебывая из фляжки, которая на цепочке от часов свисала с его пояса. Индейцы с любопытством смотрели на него.