В сердце Азии. Памир — Тибет — Восточный Туркестан. Путешествие в 1893–1897 годах - [25]

Это действительно знаменательное имя: как настоящий отец, вздымает гора свою седовласую макушку над головами детей, хотя и они, как он, все рослые великаны, одетые в белоснежные плащи и ледяные брони. Словно гигантский маяк льет Мустаг-ата свое серебряное сияние далеко на необозримое пространство песчаного моря пустыни. Я много раз видел ее издалека, месяцами бродил по ее склонам, притягиваемый ее чарами.

Что же касается киргизов в Су-баши, то они менее пессимистически относились к подъему на Мустаг-ату, нежели их соплеменники на Памире. Все соглашались сопровождать меня и стараться до последнего, но думали все-таки, что экспедиция не удастся. У охотников, которым случалось заблудиться на больших высотах, начинала кружиться голова от «тяжелого» воздуха, и даже ловкие и быстроногие архары, когда их загоняют к отвесным ледяным стенам, отступают назад. Даже у королевских орлов слабеют крылья на таких высотах.

Поэтому мы снарядились, как в настоящий поход, решившись во что бы то ни стало одолеть великана. Мы положили подстерегать минуту, т.е. благоприятной погоды, в каком-нибудь укромном местечке и тогда сразу взять его приступом. Решено было разбить третий лагерь на возможно большей высоте, а оттуда уже производить рекогносцировки и наступление.

В продолжительных, богатых приключениями путешествиях часто, однако, бывает, что разные препятствия и превратности идут наперекор планам путешественника, сбивают его на другие пути, нежели по каким он решил следовать. Подобное поражение ожидало и меня на Мустаг-ате. Моим намерением было, если возможно, добраться до самой вершины горы и исследовать ее геологическое строение, ее ледяной покров и гигантские ледники, ползущие по склонам с быстротой маленькой часовой стрелки.

Вместо того чтобы осуществить этот план и насладиться сознанием, что находишься превыше всех земных царств и народов и попираешь ногами пять частей света, имея над собой только несколько вершин азиатских гор, я принужден был, ослабевший и полуслепой, вернуться в более теплые области.

Утром 17 апреля около моей кибитки выстроился готовый выступить живописный горный караван. Состоял он из шести киргизов в теплых бараньих тулупах, с посохами в руках, девяти больших черных добродушных яков и двух баранов. Яки были навьючены необходимым провиантом, кирками, заступами, топорами, канатами, тулупами, кошмами и коврами, фотографическими аппаратами и проч. Хрупкие приборы и бинокли везли в саквояжах киргизы.

Остальные яки были под седлом. Мы уселись на них, простились с беком Тогдасыном и пустились в дальний путь. Управляют яками посредством бечевки, продетой в носовой хрящ. Впрочем, яком немного накомандуешь; он большей частью изволит идти, как ему самому вздумается, уткнув нос в землю, и его хрюканье раздается точно шум отдаленной лесопильни.

Мы прошли первый ледник, отливавший на склоне светло-зеленым цветом. У подножья его конечной морены лежала гигантская, разбившаяся пополам гнейсовая глыба. Место это называется Кемпир-кишлак, или Бабий поселок. Предание гласит, что, когда хан Шугнанский воевал с киргизами, все разбежались отсюда, кроме одной старухи, спрятавшейся здесь между двумя обломками глыбы.

К вечеру мы достигли свободного от снега местечка на высоте 4439 метров. Таким образом, мы поднялись от Су-баши, расположенного на высоте 3756 метров, почти на 700 метров. Здесь мы сделали привал и разбили свой простой бивуак. Из кошм и ковров, альпийских палок и веревок киргизы соорудили род ширмы, защитившей нас от южного ветра. Зарезав одного из баранов, киргизы произнесли молитву, и мясо еще не успело остыть, как уже было брошено в котел со снеговой водой, кипевшей над костром из сухого помета.

Вечером подошел киргиз с еще двумя яками, нагруженными терескеном. Развели чудесный огонь, вокруг которого мы и уселись трапезовать. Живое пламя прыгало и металось туда и сюда, словно легкомысленная танцовщица, целуя окружающих и обжигая бороду какого-нибудь зазевавшегося замерзшего киргиза, подавая тем повод к общему веселью. Из-за Мустаг-аты выплыл месяц, окруженный сияющим венчиком; огонь мало-помалу потух, и мы спокойно заснули под открытым небом на горе Хазрет-и-Муза.

На следующий день 18 апреля погода была неблагоприятная, холодная, ветреная, небо все в тучах, но мы все-таки решили сделать попытку. Взято было лишь три яка, так как киргизы захотели лучше идти пешком. По крутым извилистым тропинкам стали мы взбираться по склонам, становившимся все круче. Яки подвигаются с удивительной уверенностью, но зато часто отдыхают. Когда тучи временами редели, глазам открывались чудные картины. Долина Сары-кол развертывалась внизу, как на ладони; на севере виднелись Малый Кара-куль и Булюн-куль, на юго-западе горные хребты Мургаба, и глубоко внизу под нами на западе могила батыра Чумкар-кашки; из долины она кажется лежащей на большой горе; отсюда же последняя смотрела ничтожным холмом.

Дойдя до ущелья ледника Ямбулак, мы остановились. Находились мы на высоте 4850 метров, т. е. выше всех европейских гор. С королевским величием выступает ледник из ворот своего дворца — глубокого и широкого ущелья. Выйдя из гор на открытое место, он становится втрое, вчетверо шире, зато во столько же раз тоньше. Старые и новые конечные морены, боковые и береговые, ледниковые дожа — все видны отсюда с высоты птичьего полета.