В садах чудес - [57]

Затем они ушли в кабинет брата и заперли за собой дверь.

Отец позволил мне прогуляться по окрестностям.

Я решил встретить брата и его возлюбленную и посмотреть на нее.

Места были очень красивые. На лугу я заметил извилистый поток и пошел вдоль него. Не помню почему, но я срывал цветы и составлял букет. Думаю, меня взволновала предстоящая встреча с молодой незнакомкой. Незаметно для себя я оказался под сенью зеленого леса. Сквозь тонкую ткань светлой листвы просвечивало голубое небо, озаренное ярким солнцем. Пятна солнечного света играли на траве. Вокруг чувствовалось что-то праздничное, я невольно связывал эту праздничность с моим предчувствием необычной встречи.

Я услышал звонкие веселые голоса. Прячась в густых кустах, я пробрался вперед.

Я сразу увидел их:

Брат, похорошевший и возмужавший, с улыбкой протягивал руку юной красавице. Она, смеясь нежным смехом, балансировала на перекинутой через ручей дощечке. Одну руку она вытянула, другой рукой приподняла юбку. Я и сейчас помню, как увидел ее. Да, она была изумительна! Главное, что очаровывало в ней, это пропорциональность сложения, чистота кожи, яркость и сила волос. И, должно быть, она была наделена своеобразным умом, иначе как могла бы она разглядеть в моем замкнутом нелюдимом и неловком брате того сильного и красивого юношу, которого я теперь видел перед собой.

— Грегорио! — я невольно окликнул брата.

Молодая женщина отпустила юбку и спрыгнула в ручей. Брат оглянулся. Я вышел из кустов.

— Романо!

Между тем, красавица уже стояла на траве. Она улыбнулась мне улыбкой чистой и нежной.

— Грегорио, это твой младший брат Романо?

Конечно, у нее был прелестный голос!

Я почувствовал странную гордость оттого, что она знала обо мне, назвала меня по имени; гордость и смущение. И тут я решительно подошел к ней и подал ей цветы. Ни она, ни мой брат не рассмеялись над этим мальчишеским жестом. Оба улыбнулись мне с нежной благодарностью. И тогда я понял, что любовь может облагораживать человеческие чувства.

Красавица наклонилась и ароматная волна каштановых волос легко скользнула вдоль моей заалевшей щеки. Затем щеки моей коснулись губы, такие нежные и сладкие! С тех пор я целовал многих женщин, и меня целовали, есть у меня и молодая жена, которую я люблю, но такого мне больше не доводилось переживать!

Через несколько минут мы весело и непринужденно болтали, как будто были знакомы уже давно.

— Значит, отец приехал? — спросил брат.

— Да! Но когда он увидит Кларинду… (Я уже знал, что ее зовут Клариндой.)

— Откуда ты знаешь ее имя? — спросил брат.

Я ответил, что слышал в разговоре слуг у городского трактира. Брат нахмурился. Но Кларинда снова улыбнулась и погладила меня по голове. Я не знал прежде, что бывают такие ласковые чуткие ладони. Лицо брата разгладилось. Мы приближались к дому.

В столовой нас ждали отец и управляющий. Босая Кларинда подошла к моему отцу с таким кротким величием, что я заметил его смущение. Думаю, заметил и брат. Она склонилась и поцеловала руку моему отцу. Затем сказала:

— Пора обедать. Я сейчас распоряжусь.

Отец молчал. Я подумал, что, возможно, он просто не желает говорить при мне.

Накрыли на стол. Подали козий сыр, суп, ягнятину, изготовленную под разными соусами, приправленную пряностями; вареные овощи. Пищу мы запивали домашним вином. Чистота посуды, белизна скатерти — все говорило о женском участии. Отец ел задумчиво. Ведь он предполагал, что брата опутала простая служанка, грубая и жадная. А все оказалось совсем иначе. Кларинда была само благородство.

После трапезы отец и брат удалились в кабинет. Но вскоре Грегорио вышел и позвал Кларинду и управляющего. Я не мог узнать, о чем они там говорили. Ужин прошел спокойно, отец и брат беседовали о домашних городских делах, о деревенском хозяйстве. После ужина мы вышли в сад. Кларинда оделась скромно, но со вкусом.

— Расскажи нам о себе! — попросил отец Кларинду.

Он произнес эту фразу мягко, я понял, что милая Кларинда уже успела очаровать и его. Прелестным движением она оправила волосы и начала свой рассказ.

— Я — благородного происхождения. Родилась я довольно далеко отсюда, в стране, принадлежащей и Западу, и Востоку. Еще будучи совсем ребенком, я потеряла мать. Отец вскоре женился на молодой и красивой даме. Она не родила ему детей, но оказалась столь суетна и расточительна, что спустя несколько лет семья наша была на грани нищеты. Вдобавок ко всему мачеха имела совершенно превратные представления о супружеской верности. Проще сказать, она изменяла моему отцу. Но, разумеется, отец ничего не подозревал. Впрочем, ко мне ее отношение было достаточно странное. Много позже я поняла, что она всего лишь пыталась развратить меня. Она покупала мне дорогие платья и украшения, кормила сластями, потворствовала моим детским прихотям. Многие ненаблюдательные люди (и в их числе — увы! — мой бедный отец) сочли, что она стала мне второй матерью, и хвалили ее.

Отец обратился за помощью к королю и, благодаря древности своего рода, был зачислен в особый отряд личной королевской охраны, состоявший из высокородных дворян, отлично владевших оружием. Теперь мы жили в столице, и мачеха предалась душой и телом всем удовольствиям столичной жизни. С праздника — на бал, с бала — на званый вечер — она порхала, как мотылек. Отец же только и мечтал, что о возвращении к мирной сельской трапезе; охотиться, надзирать за хозяйством — вот к чему тянулась его душа. Наивный — он полагал, что и жену сумеет убедить, и та добровольно покинет королевский дворец.