В садах чудес - [26]

— Ты думаешь, Костандис согласится выдать тебя замуж за иноземца?

— А если не согласится, я убегу с тобой!

— Но это не так просто!

— Я не заставляю тебя жениться на мне, ты как был свободным человеком, так и останешься свободным!

— Погоди, Мария, не сердись! Я только хотел сказать, что и мне и тебе для того, чтобы уехать из этой страны, нужны разные бумаги, в которых будет написано, что нам разрешается уехать. Ведь это очень большая страна, та, где ты живешь, и правит ею султан. А ты не знала?

— Мне все равно, — равнодушно ответила девушка.

— Ты сердишься, Мария? Не сердись! Я могу навсегда остаться здесь, я готов на все ради тебя!

— Нет, — девушка помолчала, — я не хочу жить здесь. Я хочу уехать с тобой. Я хочу жить в твоем большом городе, где никто не будет знать меня!

— Отчего так, Мария?

— Сама не понимаю. Просто мне так хочется!

— Я думаю, Костандис отдаст тебя мне, я ведь не попрошу приданого!

— О, тогда он будет даже рад и поблагодарит тебя!

— Я хочу поговорить с ним как можно скорее! Завтра!

— Нет, надо подождать; Эвдокия, его жена, она болеет.

— Что с ней?

— Говорят, чахотка.

— Но тогда ты должна быть осторожна, это заразная болезнь!

— Нет, я не боюсь! Я знаю, что со мной ничего не случится! Мамина душа предсказала, что я выйду замуж и буду счастлива! Я верю! А ты? Веришь?

— Как я могу не верить, Мария!

Болезнь жены Костандиса обострилась, она уже не вставала с постели. Несмотря на все опасения и предупреждения Филиппа, Мария преданно ухаживала за женой своего брата.

Однажды ночью поднялась суматоха. Филипп понял, что Эвдокия скончалась.

Спустя три дня были похороны. Филиппу очень хотелось понаблюдать местные похоронные обряды, но он побоялся показаться бестактным и не выходил из своей комнаты.

В доме хозяйничали какие-то старухи, родственницы Костандиса. Они громко разговаривали между собой и, должно быть, не подозревали, что молодой иноземец хорошо понимает их слова.

Из разговоров старух Филипп узнал, что отец и мать Эвдокии обвиняют Костандиса в том, что он дурно обращался с их дочерью, заставлял выполнять непосильную работу. Это не было правдой, но легко было понять родителей умершей: мало того, что они потеряли дочь, их раздражало и то, что зять остается сравнительно еще молодым и богатым вдовцом. Нападали они и на Марию, говорили, будто она дурно ухаживала за больной…

Близилось полнолуние. Филипп твердо решил поговорить наконец с Костандисом. Ему захотелось сделать это именно в полнолуние, он знал, как чтит полнолуние Мария!

Филипп намеревался поговорить с Костандисом утром, прежде чем тот уйдет в свою лавку.

Но на рассвете юношу разбудили громкие крики во дворе. Он поспешно оделся и вышел. Во дворе и за калиткой толпились крестьяне. Они шумели, окружив родителей Эвдокии, Костандиса и Марию. Отец покойной крепко держал Марию за руку. Костандис сдерживал разъяренную тещу, которая рвалась к Марии, растопырив пальцы, будто хотела исцарапать девушке лицо.

Мария стояла, выпрямившись, с выражением горделивости и деланного равнодушия.

— Вчера в полнолуние я пошла на старое кладбище! — выкрикивала мать Эвдокии. — Я видела мою дочь! Она мне все рассказала! Эта тварь, — она замахнулась на Марию, Костандис едва успел сдержать ее руку, — эта тварь всегда хотела, всегда желала смерти моей дочери! Злой дух обещал этой твари умертвить мою дочь! И вот она умерла, моя Эвдокия! Нет больше на свете моей доченьки! Я проклинаю тебя, гадкая тварь, проклинаю! Колдунья! Злая колдунья! Креста на ней нет!

Филипп увидел, как при этих словах девушка сильно задрожала. Он быстро, но спокойно прошел сквозь толпу и громко заговорил:

— Мария не сделала ничего дурного! Эта женщина ходила на кладбище, чтобы вызвать дух своей умершей дочери — поступок языческий, а не христианский! Она не имеет права обвинять девушку. Никто не повинен в смерти несчастной Эвдокии. Теперь же я обращаюсь к вашему односельчанину Костандису и в присутствии всех вас прошу у него руки его сестры!

На миг воцарилось молчание. Затем все снова зашумели.

Филипп поднял обе руки, жестом призывая к молчанию. Он и не ожидал, что его послушают так быстро.

— Костандис, я прошу руки твоей сестры, но отказываюсь от ее приданого! У меня достаточно денег!

Снова усилился шум. Плакала мать Эвдокии, но уже не смела тянуть ногти к лицу Марии.

— Я согласен! — произнес Костандис, перекрывая шум голосов…

Хотя Филипп и объявил, что отказывается от приданого, Костандис отдал сестре все вещи, что когда-то принесла в дом ее мать. Откровенно говоря, Филипп был вовсе не против того, чтобы взять с собой этот сундук, наполненный оригинальной одеждой, но Мария решительно отказалась.

— Нет, нет, Костандис! Мы благодарим тебя, но Филипп дал слово, что возьмет меня без приданого!

Когда все формальности были соблюдены и они стали мужем и женой, вечером, в отеле, Мария сказала мужу:

— Филипп, это не был злой дух! Это была душа мамы! И я не просила о смерти Эвдокии, а только жаловалась на то, что Эвдокия и Костандис плохо обращаются со мной! И мама сказала, что все это кончится и я буду счастлива! Но я не просила о смерти Эвдокии! Мама всегда была добрая, она не могла убить Эвдокию! Ты веришь мне?