В режиме отладки - [38]

И все же поводов для радости у Вальки не было. Хотя бы потому, что за вечер он успел послушать и причитания матери, и нудную нотацию от отца. Смысл последней сводился к тому, что сынуля растет хлипким, а мир любит сильных. Кривцов-младший слушал эти увещевания вполуха и желал лишь одного: снова потерять сознание. Хоть ненадолго. Лишь бы отстали.

Настроение было таково, что по поганости оно могло соперничать с городской свалкой. Только что на Валькином лбу не было написано «облажался!». Причем не только в драке, которую и дракой-то назвать стыдно — так, схлопотал дурачок мимоходом. В самой жизни вне Игры. Где он уже не сэр Валлиант и даже далеко не сэр Валлиант. И где его опыт, измеряющийся миллионами очков, и достигнутый семьдесят восьмой уровень — помощники столь же бесполезные, как бесполезна картина-натюрморт в деле утоления голода.

А если кратко и без иносказаний, то дело обстояло так. Никому Валька вне Игры не нужен. Никому. Даже родителям, что все больше озабочены собой, а точнее, своим, так называемым, душевным равновесием. И именно поэтому они так трясутся и нервничают. Зело огорчил их непутевый сын — отсюда и нотации, и причитания.

Спал Валька плохо, некрепко; ему снилась Игра, но виденная не на мониторе, а как бы от лица Сэра Валлианта. Отважный рыцарь семьдесят восьмого уровня разил направо и налево двуручным мечом и изничтожал одного за другим орков, вопящих «Задрот!» и эльфийских волшебниц, что смеялись звонким смехом Оксаны Маркушевой. Видел Валька и Черного Охотника: тот был с головы до ног закутан в черную мантию, лицо же его оказалось лицом покойного Пузыря.

Когда же Кривцов внезапно проснулся, он к своему крайнему изумлению обнаружил, что не лежит в кровати, а стоит на полу. И что единственным источником света в комнате служит монитор уже включенного компьютера. Присмотревшись, Валька заметил и маленький зеленый огонек лампочки на модеме. То есть соединение с Интернетом также наличествовало.

«Кто же его включил?» — мысленно вопрошал Валька, присаживаясь перед компьютером на вертящийся стул. Возможно, ответ был прост как валенок: это сделал он сам, инстинктивно и бессознательно. О так называемом лунатизме Кривцов, конечно же, слышал; а других версий предложить его сонный мозг был не в силах.

«Зачем?» — новый вопрос посетил Валькину просыпающуюся голову. И здесь вариантов не было вовсе. Ибо Кривцов уже два года как включал компьютер и выходил в Интернет с одной-единственной целью. С той самой, о которой он сутки назад намеревался распрощаться навсегда.

«Неужто Игра сама тянет меня к себе?» — снова спросил себя Валька. И обомлел от осознания той простой истины, ради которой он угробил пару лет своей жизни. Да и саму эту жизнь, по большому счету, тоже.

Вальке не приходилось слышать о сиренах и об Одиссее, которого они едва не погубили, приманив своим пением. В противном случае Кривцов бы непременно заметил аналогию — даже не будучи гигантом мысли. Суть же заключалась в том, что здравомыслящий человек по собственной воле ни за что бы не стал ни лезть в логово к сиренам, ни просиживать ночами за… что греха таить, бесполезным для жизни и небезвредным для здоровья, занятием.

Но то — здравомыслящий человек. С собственной волей. На одурманенного пением сирен сие, увы, не распространяется. Равно как и на задрота — на это человекоподобное, но безвольное, существо, на котором здравомыслящие-то люди давно успели поставить крест, записать в безвозвратные потери. Собственно, именно это и имела в виду Оксана Маркушева, отказывая Вальке. Даже рыгающий пивом примат, с которым они наверняка обжимаются по углам, для нее предпочтительнее. Ибо примат-то, как ни крути — живой. Социумом не потерянный.

И Кривцов знал, что произойдет в следующие минуты. Рука сама потянулась к мыши, а курсор зашарил по экрану, ища ярлык для запуска «Мира воинов». На мгновение вспомнились последние слова Пузыря: «пройду еще пару квестов — как говорят, на посошок, да и разлогинюсь». Затем перед глазами вновь возникло видение актового зала, куда собрали учеников, дабы сообщить им скорбное известие…

Но длилось это всего мгновение. Ровно до тех пор, пока Валька не отмахнулся от этих воспоминаний, как от мухи. Да, умереть, конечно, страшно. А жить… нет, существовать, маясь от скуки и осознания собственной ненужности — ужель намного лучше? Когда тебя словно похоронили заживо, заранее — и ждут не дождутся, когда же ты, наконец, перестанешь дышать. Поэтому Валька ничуть и не удивился, когда Игра все же была запущена. Не удивился своему решению… точнее, чьему-то решению, которое он с готовностью выполнил.

* * *

В давешнюю крепость орков он ворвался подобно смерчу — подобно железному смерчу, режущему и кромсающему все, до чего он сумел дотянуться. Расчет оказался верным: обитавший в крепости клан не смог оказать никакого серьезного сопротивления.

Орки, конечно, тыкали в рыцаря пиками, ударяли дубинами, наскакивали со всех сторон, надеясь задавить числом. Но, увы: чуть ли не каждому из этих ничтожных нубов хватало одного удара двуручным мечом, чтобы выйти из Игры навсегда. А уж на удары-то на эти сэр Валлиант не скупился. Ни в коем случае.