В регистратуре - [46]

— Так пусть войдет, пусть войдет прелестная фея! — в нетерпении воскликнул молодой развратник. — А ты молодец, и вот тебе достойное вознаграждение за твою преданность и радение! — Господин кинул алчному слуге кошелек. — Завтра увидимся. Прелестная фея, конечно, добьется милости! Пройдет ночь, и утром все будут свободны: и Мато, и бродяга Микула. А ты, самый верный и искусный мой слуга, ступай! И дальше будешь купаться в моих благодеяниях! И чтоб никто не смел мешать прелестной Дорице добиваться праведного суда для своего мужа! Как бывало в старину, знаешь? Ха-ха! — погрозил господин пальцем своему дошлому слуге.

— Ну, Дорица, иди! Будь смелей и отважней. Господин в добром настроении. Ни в чем не откажет! Видишь, я-то знал, прелестная моя фея, смелей, не бойся! — зло и отвратительно оскалился мерзкий слуга, взяв за плечи красавицу. — Эх, если б я мог раздавать милость, как мой господин, ха-ха!

Дорица привела себя в порядок и потянула за собой старика.

— И вы, Мартин, идите со мной. Двоим милостивый господин скорей поверит!

Старик безропотно снял шапку, поглаживая правой рукой белую бороду.

— Еще что? — как ужаленный подскочил Черный Яков. — Что за новая блажь, дурья твоя башка! Я не говорил, что с тобой старик этот, и милостивый господин никому не разрешал приходить к нему с проповедью. Пусть почтенный старец подождет тебя и потом проводит, счастливую и утешенную, домой, будет ему что рассказать о доброте нашего господина. Иди одна. Подумай о своем несчастном Мато! Ступай!

Прелестная фея переступила порог покоев молодого неистового Мецената. Дверь за ней закрыли и заперли на ключ.

— Пойдем, старче, выпьешь чарку господского вина, — позвал Черный Яков седовласого крестьянина, примостившегося под лестницей в ожидании, когда вернется прекрасная Дорица, вымолив свободу для своего супруга.

— Спасибо! Спасибо, добрый господин! Пусть эта чарка вам золотой обернется! Очень уж я устал, пока на своих немощных ногах плелся за нашей несчастной, милой соседкой. Дай им бог только хорошего! Достойные это люди, господин! — И старик пошел за Черным Яковом через пять коридоров и бесчисленное множество комнат, пока не оказался в каком-то сыром погребе. Тут старик крепко приложился к полному кувшину.

— Ух, как согревает! Да пошлет вам господь здоровья и радости! Пусть живется вам здесь счастливо и достойно! — довольно прошамкал старик влажным ртом, только что сухим, как голодный год.

— Пейте, старче, сколько душе угодно! Кувшин глубок и до краев полон. Здесь вина больше, чем живой воды в вашем роднике. Пейте, не каждый день такое случается. Иудеям господь единожды послал манну небесную, как говорится в Святом писании! — потчевал Черный Яков старика, давно мучившегося от жажды и к тому же старавшегося вином заглушить и голод.

Старик не заставил себя долго уговаривать. Его усталые глаза постепенно смежила дрема, и вскоре он забылся.

— Только вот, — лепетал старик, — дорогая наша прелестная фея будет обо мне спрашивать, искать меня. Скажите ей, уважаемый господин, что я здесь. Ох, как хорошо на душе, как приятно… Ох, бедные мы селяне! Пусть придет сюда. Ей тоже надо пригубить. Это сладкое винцо. А ее муженек… он человек честный! Ха-ха… Все будет хорошо… Чтобы он индюков крал?! Тьфу… — покачивался старик, все еще крепко сжимая кувшин в руках. — Вы ей скажите, скажите. — Голова старика упала на стол, но кувшин он так и не выпустил.

Черный Яков вышмыгнул наружу, как коварная кошка. Тихо и осторожно прокрался по лестнице к запертым господским покоям и приложил ухо к огромной замочной скважине.

— Ух! — прохрипел бедняга. — Вскрикнула, плачет. А теперь стонет. Ну-ну. Кичливая мужицкая фея… Ни в чем отказу не будет! Вот дура-то! Ведь можно было бы обойтись без всех этих мук и терзаний. Без загребущих ручищ да проклятых мозгов деревенского вора Микулы! Без кровушки, что брызнула из-под ногтей у твоего олуха Мато! Эх, говорил же я тебе: мне первый кусочек и для господина моего много чего досталось бы. Почему господам быть во всем всегда первыми? Ну вот! Прелестная фея Дорица!.. Скрутили тебя! Жалуйся теперь богу… или дьяволу. Хи-хи-хи! Ах, как взвизгнула! Как заверещала! Что поделаешь? Господа — они и есть господа. На земле они — бог, они — закон! Они судят, им и жалуйся. В них правда! Правда? Кривда в них! Будь здорова, фея Дорица! Будь здорова! Завтра ты моя. Дождусь тебя, как матерый волк добычу. Огрызок с господского стола! Брюхо сводит, слюну глотать не успеваешь! Каково смириться-то! Все б отдал, чтобы господина опередить, все б выложил! Твоя вина, деревенская фея, ну и отомщу ж я тебе! Ого-го! — пьяно шатался уродливый писарь, когда, сжимая кулаки и скрипя зубами, возвращался по лестнице в подвал, где подле кувшина с адским напитком храпел опьяневший старик.

— Брр! Дубина стоеросовая, ты что развалился возле кувшина? Вот как ты стережешь вашу мужицкую фею! Вот твоя совесть и душа! А ну, поднимайся старый мужицкий апостол! Чего, чего, а вина в господских погребах вдоволь. То, что всего ближе к раю, нам не достается, вот и топим горе в вине, — распалился писарь.