В разреженном воздухе. Самая страшная трагедия в истории Эвереста - [3]

Через пару минут я остановился и сфотографировал Юго-восточный хребет, по которому мы поднимались. Наводя объектив на двух карабкающихся вверх альпинистов, я заметил то, на что раньше не обращал внимания. На юге, где всего час назад небо было совершенно чистым, облака затянули Пумори, Ама-Даблам и другие более низкие вершины, окружавшие Эверест.

ПОТОМ, КОГДА УЖЕ БУДУТ НАЙДЕНЫ ТЕЛА ШЕСТИ ПОГИБШИХ В ТОТ ДЕНЬ, А ПОИСКИ ДВУХ ПРОПАВШИХ АЛЬПИНИСТОВ ПРЕКРАЩЕНЫ, КОГДА ВРАЧИ АМПУТИРУЮТ ПОРАЖЕННУЮ ГАНГРЕНОЙ ПРАВУЮ РУКУ БЕКА УЭТЕРСА, МОЕГО ТОВАРИЩА ПО КОМАНДЕ, МНОГИЕ НАЧНУТ ЗАДАВАТЬ ВОПРОС – ПОЧЕМУ.

Почему альпинисты не обратили внимания, что погодные условия явно ухудшаются? Почему опытные и знакомые с этими горами проводники не остановили восхождение относительно малоопытных альпинистов-любителей, которые заплатили им по шестьдесят пять тысяч долларов за человека, чтобы им помогли безопасно подняться на вершину Эвереста? Почему проводники продолжали вести людей вверх, увлекая их в смертельную ловушку?

Руководители двух экспедиций не могут ответить на эти вопросы, потому что они мертвы. Со своей стороны, я могу сказать, что ничего из того, что я увидел сразу после полудня 10 мая, не предвещало наступления сильнейшего урагана. Моему истощенному кислородным голоданием мозгу облака, появившиеся над большой ледовой долиной – Долиной Молчания[4], казались редкими, невесомыми и вполне безобидными. Они плыли, светясь в лучах полуденного солнца, и по виду ничем не отличались от невинной дымки конвективного конденсата, которая после полудня почти каждый день поднимается над долиной.

В начале спуска меня охватило сильное беспокойство, но оно не было связано с погодными условиями: индикатор на моем кислородном баллоне показывал, что он почти пуст. Надо было срочно спускаться вниз.

Верхняя оконечность Юго-восточного гребня Эвереста похожа на тонкий, состоящий из острых глыб плавник из камня и нанесенного ветром снега. Она тянется примерно полкилометра между вершиной Эвереста и расположенным чуть ниже пиком под названием Южная вершина. Переход по зубчатому гребню не представляет особых технических трудностей, но маршрут этот крайне опасен: альпиниста на открытом пространстве может сдуть сильный ветер, который здесь часто бывает. Спустившись с вершины, я в течение пятнадцати минут с предельной осторожностью аккуратно пробирался над пропастью глубиной в 2200 метров, пока не достиг знаменитой ступени Хиллари. Она представляет собой крутой, почти вертикальный склон на гребне, и для перехода по ней необходима хорошая альпинистская подготовка. Как только я пристегнулся к закрепленной там страховочной веревке и приготовился спуститься вниз ступени, мне открылось пугающее зрелище.

Десятью метрами ниже, у основания ступени Хиллари, около двух десятков человек стояли в очереди на подъем. Три альпиниста уже поднимались, держась за веревку, по которой собирался спускаться и я. Мне пришлось отстегнуть карабин от веревки и отойти в сторону.

«Столпотворение» на подъеме создавали альпинисты из трех экспедиций: команды, к которой принадлежал я (это была группа платных участников, возглавляемая известным новозеландским проводником Робом Холлом), команды американского проводника Скотта Фишера и некоммерческой экспедиции из Тайваня. Двигаясь со скоростью улитки, что на высоте свыше 8000 метров является нормой, альпинисты один за другим одолевали ступень Хиллари, в то время как я с нетерпением ожидал своей очереди.

Вскоре меня нагнал Харрис, покинувший вершину следом за мной. Желая сохранить остатки кислорода в баллоне, я попросил его залезть в мой рюкзак и перекрыть клапан на регуляторе, что он и сделал. На протяжении последующих десяти минут я чувствовал себя на удивление прекрасно. Голова прояснилась. Я даже ощутил себя менее усталым, чем до отключения кислорода. Но потом мне вдруг показалось, что я задыхаюсь. В глазах потемнело, голова закружилась. Я был на грани обморока.

ОКАЗАЛОСЬ, ВМЕСТО ТОГО ЧТОБЫ ОТКЛЮЧИТЬ МОЙ КИСЛОРОДНЫЙ АППАРАТ, ХАРРИС, В ЗАТОРМОЖЕННОМ КИСЛОРОДНЫМ ГОЛОДАНИЕМ СОСТОЯНИИ, ОШИБСЯ И ОТКРЫЛ КЛАПАН НА ПОЛНУЮ МОЩНОСТЬ, И МОЙ БАЛЛОН МОМЕНТАЛЬНО ОПУСТЕЛ. Я ПРОСТО ИЗРАСХОДОВАЛ ОСТАТКИ СВОЕГО КИСЛОРОДНОГО ЗАПАСА.

Правда, был еще один баллон, ожидавший меня на Южной вершине, семьюдесятью метрами ниже, но, чтобы туда попасть, я должен был спуститься по самому опасному, открытому участку маршрута без кислородной поддержки.

В любом случае для начала надо было дождаться, пока рассосется толпа. Я сдвинул теперь уже бесполезную маску в сторону, воткнул ледоруб в промерзшую гору и присел на корточки. Пока я обменивался стандартными поздравлениями с проходящими мимо альпинистами, внутри меня все кипело.

«Да скорее же! Скорее! – мысленно подгонял я их. – Пока вы тут тормозите, я теряю клетки мозга миллионами!»

Большинство восходящих альпинистов принадлежало к группе Фишера, но почти в самом конце очереди появились двое людей из моей экспедиции – Роб Холл и Ясуко Намба. Сдержанной и замкнутой сорокасемилетней Намбе оставалось каких-то сорок минут до того, чтобы стать самой старшей среди женщин, поднявшихся на Эверест, и второй японкой, покорившей высочайшие пики на всех континентах – так называемые Семь вершин. Намба весила всего сорок шесть килограммов, но в ее тщедушном теле воробышка гнездилась невероятная решимость. С невероятным упорством она поднималась к вершине, движимая непоколебимым стремлением покорить Эверест.