В рай с пересадкой - [8]

— Терпи. Это тебе не Париж…

— За что поднимаем бокалы? — спросил Колька.

— А пусть Сергей Иваныч скажет, — предложил Рожков. — Хотя бы два слова.

— Зачем это? — заотказывался Селезнёв.

— Так положено. Для порядка.

— Давай, давай, мосье Серж, не ломайся. Тем более, что на тебя народ смотрит, — кивнул Колька на официанток.

Сергей Иваныч встал, прокашлялся, поправил галстук и, обращаясь к друзьям, вдруг заговорил по-французски. Да так ловко и складно, что Колька от удивления и рот раскрыл. Не менее его, видно, был поражён происходящим и Рожков.

Селезнёв говорил довольно долго.

— Во чешет. Как настоящий, — шепнул Рожкову Колька.

— Погоди, не мешай. Дай человеку высказаться.

Но Селезнёв уже закончил свою речь и протянул друзьям руку со стопкой.

— Ну, Иваныч, ты даёшь, — восхищённо сказал Колька. — Где это ты так по-иностранному насобачился-то?

— Поживёшь с моё, Коля, так ещё и не этому научишься.

— А ведь он, Никанорыч, ещё и не выпил. Что будет, если он сейчас врежет ещё пару стопарей?

— Пусть говорит. Всё равно по-французски никто не поймёт.

— А я ещё по-испански знаю, по-польски, по-чешски, — сказал Селезнёв.

— Скажи ещё, что по-японски знаешь, — засмеялся Колька.

— Знаю и по-японски, только несколько слов. Но это уже из другой оперы.

— Ну, ты даёшь, Иваныч, — удивился Колька. — Настоящий феномен.

— Полиглот, — подтвердил Рожков.

— Вот ведь сразу и обзовут.

— Я тебя не обзывал. Полиглот — человек, знающий много языков.

— Ну, тогда ещё ничего.

— А как всё-таки в жизни интересно получается, Никанорыч, — размышлял Колька. — Живёшь рядом с человеком долгие годы, ведь дядя родной, можно сказать, а совсем ничего о нём не знаешь. Расскажи-ка нам, Сергей Иваныч, что-нибудь из жизни своей.

— Не сейчас, мужики. Давайте-ка лучше заканчивать побыстрее, а то мы, гляжу, уже далеко зашли. Сейчас сюда настоящие иностранцы явятся. А нас в музее свои люди ждут. Прикинь-ка там, Александр Никанорыч, сколько мы должны будем, чтобы долго не задерживаться.

— Мы же здесь зарубежные гости. Может и платить ничего не надо, — сказал Колька.

— Ну уж нет, — запротестовал Селезнёв. — Я за счёт иностранцев жить не желаю.

— Тогда пусть Никанорыч и рассчитывается. Да вы зря погнали лошадей-то. Только ведь ещё начали. Сейчас Валюшка горшочки принесёт.

— Почему — Валюшка. Ты что — знаешь её?

— Еще бы не знать. Мы с ней в сельхозтехникуме вместе учились.

— Так ведь она тебя узнать может.

— Ну да. При таком камуфляже и родная мать не узнает. Да и много лет прошло.

— Так вот почему ты очки свои не снимаешь…

— А всё путем, — сказал довольный Колька. — Так что, мусьё Сергей Иваныч, давай и на вторую ногу.

— Давай-то давай, да с запахом неудобно в музей будет идти.

— Ха, мы же не дома. Кому тут нюхать-то? Всё равно лучше моей Клавки никто не учует. Вот недавно было. Звоню ей на работу — она чего-то задержалась. Спрашиваю, когда, мол, домой-то придёшь. А она: ты чего, уже выпил что ли? Ну, говорю, стопочку после бани принял. Нет, говорит, тут я чую, не стопочкой пахнет. Понял — нет? По проводам запах различает.

За столом конец трапезы. Ещё один графинчик в окружении горшочков. Подошла официантка Валя и Рожков стал с ней рассчитываться.

— Спасибо, Валюша. Было очень вкусно. Наши друзья остались довольны.

— Бонжур, — улыбнулся Селезнёв. — Шерше ля фам[2].

— Мсье Серж благодарит вас и желает быть всегда такой же цветущей.

— Архандер хиндер дергауз, — тоже улыбаясь, кивал головой Колька.

— На здоровье, — отвечала Валя. — Приходите ещё. Мы вам всегда будем рады.

— Непременно зайдём, — заверил Никанорыч и они с Селезнёвым пошли к выходу.

Колька задержался, допивая минералку.

— А что вы сегодня делаете вечером, Валюша? — спросил он вдруг и взял официантку за руку. Та изумленно на него глянула.

— Я сегодня… работаю до вечера. Ой, как хорошо вы говорите по-русски! Прямо как наш.

— А я и есть наш, — снял очки Колька. — Ты что, Валь, своих не узнаёшь.

Официантка резко отдернула руку и, закричав, села на стул.

Колька побежал к выходу.

— Лида! Лида! Обманули наглецы! Где Лидия Фёдоровна?! — кричала Валя.

К ней сбежались другие официантки и администратор. Все обеспокоенно окружили её.

— Что случилось, Валь? — Где они? — Надо догнать!

— Милицию позвать?

— Не надо. Они за всё заплатили. Вот…

— Тогда чего кричишь-то? В чём дело?

— Они не иностранцы.

— А кто же?

— Мужики местные.

— Вот наглецы… Это надо же.

Одна из девушек что-то увидела, глянув в окно.

— Лидия Фёдоровна, кажется, автобус с интуристами подошёл!

К ресторану подкатил и остановился большой автобус с надписью «Интурист». Из него стали выходить пассажиры.

— Ой, девочки, иностранцы приехали!

— Настоящие!

— Наши!

…А наши «иностранцы» спешили в музей, где заканчивалась экскурсия и неутомимый экскурсовод рассказывал туристам в зале, заполненном образцами продукции, выпускаемой предприятиями города и области, об успехах трудящихся в последней пятилетке.

Рожков, Селезнев и Колька незаметно присоединились к своей группе.

— …На многие миллионы рублей. Это в десятки, сотни раз больше, чем в тысяча девятьсот тринадцатом году. Основными промышленными предприятиями являются станкозавод, завод автооборудования, трикотажная фабрика и льнокомбинат. Образцы продукции, выпускаемой предприятиями нашего города представлены в этом зале. Обратите внимание на эту витрину.