В путь за косым дождём - [6]

* * *

Есть самый лучший кинематограф — кинематограф жизни.

Душа разведчика всегда загадочна, как каждая человеческая душа. Но одно я знаю твердо: в ней не может быть пессимизма. Иначе ничего не откроешь, кроме того, что в тебе самом лежит дохлая кошка.

Когда мы делали фильм «Цель его жизни», нам важно было понять: как испытатели относятся к своей профессии, которая, по их собственному выражению, «не всегда ведет к долголетию».

Спрашивать об этом трудно. Гораздо реже, чем принято думать, человек склонен говорить, тем более журналисту, о том, что считает действительно для себя важным в своем характере; говорить не общими словами, а так, чтобы передать себя. Этого не говорят потому, что боятся увидеть в слишком упрощенном виде то, что тебе дорого.

Но по мере того как наша работа над фильмом шла, летчики все больше проявляли к нам интерес.

И тогда я спросил у Юрия Гарнаева, испытателя, у которого за плечами было уже немало серьезных дел, не считает ли он, что летчик, подобно игроку, отравлен желанием испытывать судьбу на поле риска.

— Игрок тешит сам себя, — сказал Гарнаев. — А мы работаем. Для нас это значит жить. Жить во что бы то ни стало! Это делает твою волю напряженной и острой. Ты начинаешь соображать быстрей, чем это кажется возможным. Не думаешь о смерти. Не веришь в нее. До самой последней секунды. И ты будешь жить, если не сделаешь ни одной ошибки. В этом вся трудность — не сделать ошибки. Обижаться на опасность не приходится, Такая профессия. Сам добивался ее и выбрал потому, что хочешь жить. А смысл жизни там, где борьба и победа — над сложностью работы, над скоростью и высотой. Ты выходишь навстречу опасности. Потому что хочешь по-настоящему жить, не допустив просчета в работе. Не покинув в трудную минуту машину на произвол судьбы. Жить — это значит привести ее на аэродром. Даже если она не в порядке. И посадить. И спасти себя и ее, выполнив до конца, за что взялся. Вот что такое жить в воздухе.

Глядя на него, я думал, что только жизнь умеет написать самый лучший сценарий — проще и сильнее, чем сочиняем мы, профессионалы кино.

...Примерно 1950 год. Во всех конструкторских бюро мира, занимающихся авиацией, склоняются над чертежами устройства, обеспечивающего летчику спасение на больших скоростях и высотах.

В авиации революция: создание реактивного двигателя неизмеримо расширило возможности полетов. Уже недостаточен парашют. Скорость встречного потока прижимает к машине, калечит при попытке выброситься, на большой высоте почти нет кислорода, достаточного для дыхания, — необходимо высотное оборудование.

В самолетах начинают ставить катапульту.

Трудность состоит не в том, чтобы придумать стальное кресло, скользящее по пазам и снабженное патроном, способным при опытах на земле забросить груз в двести килограммов на высоту в несколько десятков метров, — трудность в том, чтобы человек, сидящий в таком пилотском кресле, остался жив и вернулся на землю.

Так начинается одна из интереснейших страниц в истории современной авиации — создание катапульты, которой оборудованы теперь скоростные самолеты для спасения экипажей при аварии.

Сначала еще не чувствуешь нервного напряжения — даже если видишь первые кадры этой работы в специальном техническом фильме. Это еще только кадры испытаний на земле — кресла с манекенами или опыты с животными на перегрузки, максимально доступные организму при сильном толчке и внезапной встрече о потоком воздуха.

Затем испытывают в воздухе само кресло. Оно отделяется от самолета, оно уже отрегулировано, чтобы не удариться о хвостовое оперение и с помощью небольших тормозных парашютов остановить свое вращение в воздухе; после того как кресло минует самолет, его ремни расстегиваются, и манекен спускается на парашюте... Большего манекен добиться не может. Он не может рассказать о своих впечатлениях. В кресло должён сесть человек.

Такие случаи уже были, но они пока что неутешительны. В конце войны немцы катапультировали русских военнопленных. Все они были убиты встречным потоком воздуха.

Спешить в таком деле нельзя. Тот, кто одним из первых в мире испытывает на себе катапульту, долго тренируется и готовится к этому. В прошлом Гарнаев уже занимался делом, имеющим большое значение для жизни летчиков, — испытанием различных средств спасения, главным образом новых парашютов. Кроме того, он сам летчик со стажем. Ведь он должен знать многое о далекой области высот, чтобы впервые совершить головокружительный прыжок — выстрелить себя из самолета. Самое трудное — в первый раз. Как первый взлет на новом самолете, когда неизвестно, способна ли эта машина вообще взлететь.

Испытатель катапульты знает, что его может ждать, и тщательно готовится на земле, взвешивая всевозможные варианты. Его опыт и логика работают на то, чтобы исключить смерть. Сначала надо точно продумать положение в кресле, где может руки сорвать с подлокотников. Выдержать первый напор, потом, когда кресло будет не нужно и скорость погасится, надо освободиться от него и удержаться в воздухе в положении прыгающего пловца; человека, как и самолет, может затянуть в штопор, и тогда не открыть парашют.