В промежутках между - [29]

Как умудренный жизнью и сценой художник и человек ты стараешься не совершать лишних движений и не произносить лишних слов. Поэтому любая высказанная тобой частица, например «ну?», прорвавшаяся сквозь трескотню твоих молодых собеседников, воспринимается как страница остроумнейшего текста Оскара Уайльда. Но, отказавшись от всего избыточного, ты все-таки можешь сосредоточиться на необходимом. Если не для себя, то хотя бы для нас. Нет-нет, я не призываю тебя делать отчаянные глупости, не прошу тебя играть ни Лаэрта, ни короля Лира, но сыграть простого рабочего, нашего современника, который стал миллиардером и подарил все свои деньги бедным детям для того, чтобы они выучились в МГУ, ты можешь вполне.

Неизменно твой, Таточкин, Мишкин и т. д. вплоть до правнуков и собак

М. Швыдкой

Я

Не могу понять, наблюдая Михаила Ефимовича, как это всё успевается, как это всё делается, как это всё перерабатывается. И как при этом он может оставаться внимательным другом. Вот давайте сообразим: он имеет два кабинета в самых высоких зданиях страны – это бывший ЦК партии и Министерство иностранных дел. И там он вершит какие-то очень государственные дела. При этом у него есть свой Театр мюзикла, который он выстрадал и которым занимается очень серьезно. Кроме этого, он меняет как перчатки передачи на канале «Культура», где стравливает интеллектуалов, а потом расшифровывает нам, что они хотели сказать, и всё ставит на место. Еще он курирует вместе с Катей Уфимцевой веселое застолье «Приют комедиантов», преподает в ГИТИСе, являясь доктором искусствоведения, и ведет колонку в «Российской газете».

Учитывая сложность фигуры, хочется как-то сформулировать свои отношения со Швыдким:

Мой дорогой и любимый молодой друг! В ожесточенной круговерти бессмысленности иногда возникает попытка осмысления жизни. Над этим, как известно, бились лучшие умы мироздания, но так ни к чему, кроме рефлексии, не пришли. Всегда восторженно удивлялся твоему использованию времени по графику невозможности. И то, что ты в своих 96-часовых сутках находишь время и силы на внимание и любовь к тем, кого внимательно любишь, обескураживает.

Думаю, что твои телевизионные передачи – это те интеллектуальные отдушины, которые тебе физиологически необходимы (как мне, например, «Щука»).

Находясь в состоянии «климакс-контроля» над собой и действительностью, шлю тебе острую благодарность и любовь, чего в силу многолетней ёрнической привычки не смог бы выразить вслух. Поэтому вынужден вспомнить падежи и знаки препинания и попросить кого-нибудь послать тебе какой-нибудь месседж, так как я этому не научился и посылаю всех по старинке.

Твой Шура

Миша Ширвиндт

– Алло.

– Здорово, мудила!

– Это не мудила, это отец мудилы…

Вот такой незатейливый телефонный разговор состоялся много лет назад, когда товарищи перепутали папу и сына. К счастью, случилось это не в моей семье, а в семье Антона Табакова.

Мой папа никогда так не сквернословит. Он сквернословит круче.

Богема…

Именно творчески-ироническое отношение к семье и, в частности, ко мне определило мою дальнейшую судьбу.

Благодаря папе я рос неучем. Созданная впоследствии телепрограмма «Хочу знать» была попыткой компенсировать чудовищные провалы в школьном образовании, возникшие по вине моего папы. Я поясню. С 1-го по 10-й класс родители проверяли у меня домашнее задание. При этом степень сложности заданий, особенно по точным дисциплинам, стала превышать их интеллектуальные способности к классу, наверное, третьему. Если мама проверяла мои ответы по учебнику, то папа на слух, больше полагаясь на свой педагогический опыт. Я раскусил его довольно быстро – понял, что нужно говорить складно, не запинаясь. Словом, не важно «что» – важно «как»!

Если это была география, то получалось что-то типа: «Базис эрозии при субконтинентальных провалах тектонически нарушал эндемическую ориентацию вертикальной зональности и… наоборот». Это «наоборот» всегда достигало нужного эффекта. Тут уж точно никак нельзя было возразить – лишь бы звучало слитно! Потому что стоило только запнуться, как папины глаза тут же открывались, он начинал бормотать: «Что-что ты сказал?» – ну и всё, приходилось начинать сначала. Вот так я сызмальства освоил актерское и ораторское мастерство. Можно сказать, впитал его с молоком отца.

Вообще, яблоко упало недалеко от яблони (это, по-моему, придумал Ньютон). Кстати, в череде моих сумбурных импровизаций на темы разных предметов мне навсегда запомнилось уравнение Менделеева – Клапейрона для универсального газа. Оно звучит так: «пэ вэ равняется эм, деленное на мю рт». При этом «мю» – это число молей (!!!). Можете проверить. Я понимал, что ни при каких обстоятельствах не достигну таких вершин осмысленного бреда, как эти ребята.

Вот так по крупицам отец и сын собирали неподъемный багаж ненужных знаний. Так рука об руку и несем эту ношу по жизни, как Бойль и Мариотт, Менделеев и Клапейрон и даже Гей-Люссак (Гей – это часть фамилии). Возможно, яблоко с яблони так и не упало…

Я

Миша родился в августе. Я хорошо запомнил, что в Медовый Спас. Он был в роддоме, а я ехал с гастролей и вез в сотах мед – еще для роженицы или уже для сына, не помню. И в самолете я положил соты на полку, под которой висела одежда пассажиров. Когда мы подлетали, я ощутил медовый дождь. Схватил уже почти пустые соты и рванул с чистым воском из самолета, пока пассажиры слизывали мед со своей одежды.