В присутствии Бога - [50]

Но знайте, что надежда не есть пассивность. Она выражается в усилии. Она заставила Авраама порвать со своей страной, со своим домом, с удобствами; она заставила его пуститься в путь; она поддерживала евреев в их долгой сорокалетней одиссее в песках пустыни; и опять-таки она воодушевляла толпы бедных иудеев, поющих и веселящихся, когда они пустынными тропами возвращались в разрушенный Иерусалим. Тот, кто надеется, освобождается, отрешается от всего, и поскольку он надеется, постольку отказывается останавливаться. Тот, кто надеется, идет вперед, и пока он надеется, продолжает идти смело, не оборачиваясь, поскольку его благо находится впереди. Вступите же на путь надежды. С течением времени ваша надежда изменит свой облик. Вначале она, несомненно, будет делом вашей воли — воли, опирающейся на веру в обетования Господни. Но, будучи живой, она разовьется, возрастет вместе с сознанием вашей нищеты и особенно вместе с вашей любовью к Богу. Любовь и надежда, действительно, очень связаны. Может ли любовь, обнаружив некое благо, не стремиться к полному им обладанию? Так бывает с тем, кто встретил Господа. Понемногу надежда овладевает всем его существом: разум стремится ко все более совершенному познанию Бога; сердцу не терпится достичь тесной близости с Ним; вся глубина существа кричит о своей потребности обладать Им и принадлежать Ему. Я ничего не выдумываю: стоит только прочесть писания великих духовных писателей. На определенной стадии своей эволюции их надежда непременно становится неутолимой жаждой, жаждой Бога живого. И надежда их не бывает напрасна. Иисус Христос дает им ту воду живую, о которой Он говорит: «Кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек» (Ин 4,14). И, делаясь все крепче, ваша надежда будет очищаться точно так же, как и любовь, из которой она проистекает. В начале духовной жизни мы надеемся для себя (ибо нуждаемся в поддержке и стремимся ощутить присутствие Божие), но постепенно мы начинаем надеяться для Бога: уже не для себя мы надеемся, но для Бога. Мы хотим быть в единении с Ним для Него, для Его славы, а не для нашей радости прежде всего. На пути этого очищения находится опыт некоторых мистиков, у которых надежда утрачивает свойство жгучего голода, жажды, тревоги, и становится спокойным преданием себя в руки Божии. Им открывается, что Он их ищет куда больше, чем они Его. Вот послушайте, как говорит один мусульманин: «Некий голос закричал мне: “О Абу-Язид, чего ты желаешь?” —

Я отвечал: “Я желаю ничего не желать, ибо я желанный, а Ты Тот, Кто желает”». Итак, я говорил вам о христианине, живущем надеждой так, как если бы он был совершенно одинок; но он погружен в безмерное творение, и он это сознает, и он желает быть единым со всею тварью. Он ощущает глухое воздыхание всей твари, о которой ап. Павел говорит нам, что она стенает совокупно о свободе славы сынов Божиих; и он предоставляет ей свое сердце и свой голос, чтобы в нем воздыхание ее превратилось в надежду. Более всего он чувствует себя соединенным с людьми, своими братьями — со всеми бедняками на земле, ищущими хлеба, крова, Родины, сколько-нибудь любви и уважения, и часто, не отдавая себе в том отчета, — Бога. Но также един он и со всеми богатыми, для которых их могущество, богатство, удовольствия не имели бы такого привкуса разочарования, если бы они не стремились к некоему абсолютному счастью. И среди всех тех, кому не хватает истинной надежды, находится их брат, в котором их желания, их отчаяние, их разочарование претворяются в молитву надежды. Его мужество, его постоянство в надежде даны ему в силу его принадлежности к народу надежды, к Церкви. Он сознает это и желает быть причастником надежды всех детей Божиих. Надежды, которая, несомненно, есть ожидание помощи Божией, но прежде всего, — желание Дня Господня, того дня, когда Христос вернется во славе, чтобы воскресить мертвых, сотворить новое небо и новую землю и принять поцелуй Отца вместе с неисчислимым народом спасенных. Тогда «Бог будет все во всех», и безнадежности уже не будет: все творение станет причастным бесконечному счастью Бога. Может показаться, что я мало говорил с вами о молитве. Но на самом деле она постоянно присутствовала в моих мыслях в то время, как я писал вам. Ибо время молитвы наиболее благоприятно для обновления и выражения надежды. В молитве она обретает новую силу в воспоминании об обетованиях Господних; в сухости молитвы надежда делается более жаждущей, и когда Господь в какой-то мере открывает наконец Себя, она с великим рвением устремляется к Нему. «Надежда не постыжает» (Рим 5,5).

75. Пусть молитва будет постом прежде, чем станет пиршеством

Терпение и нетерпение — две из многих добродетелей, которые требуются для молитвы. Я правильно выразился: нетерпение, хотя его и невозможно отыскать в официальном каталоге добродетелей. А между тем, разве оно не дитя, порожденное любовью? Как, любя, переносить разлуку с тем, кого любишь? Как не гореть нетерпеливым и властным желанием встретиться, обладать тем, кого любишь, соединиться с ним? Но ты, безусловно, не нуждаешься в том, чтобы тебя призывали к этому нетерпению, оно и так тебе свойственно. Зато, как мне кажется, терпение куда меньше для тебя привычно. Поэтому именно о нем я хочу с тобой побеседовать, ибо оно относится к тем свойствам, которые наиболее необходимы для желающих идти все дальше и выше по пути молитвенной жизни.