В позе трупа - [7]

— Со мной?

— С тобой.

Андрей невольно оглянулся, но, кроме трепещущих на земле и в листве солнечных бликов, ничего не увидел. И, смешавшись, поднял к лицу чашку.

— Она здесь, — сказал китаец чуть слышно. — Я ее вижу. Ты мне не веришь? — спросил он, поймав ускользающий взгляд Андрея. — Тебе сказать, какая она?

— Да.

— У нее длинные рыжие волосы. На ней синие джинсы и полотняная куртка с «молниями»…

— Она что-нибудь говорит?

— Молчит, — сказал китаец, глядя в вишневую листву.

— Зачем она здесь? — Андрей спросил, не поднимая глаз от стола, — он боялся столкнуться взглядом со Светой.

— Ты сам ее вызвал. Все время вызываешь… Не отпускаешь…

— Это плохо?

— Для тебя плохо.

— Она хочет, чтобы я ее отпустил? — в голосе Андрея невольно прозвучала обида.

— Нет, — ответил китаец.

— Как же мне быть?

— Живи, — ответил Чан, и Андрей понял, что продолжать этот разговор не следует, что-то подсказывало — остановись. Но он не мог не задать еще один вопрос.

— Скажи… Ты можешь научит меня видеть подобные вещи?

— Да, — помолчав, ответил китаец. — Но это слишком…

— Дорого? — уточнил Андрей.

— Нет. — Китаец сделал отбрасывающий жест рукой, словно его заподозрили в чем-то недостойном. — Это слишком долго, опасно, потребует много жертв от тебя. Ты молод, тебе рано видеть… И потом… должно быть позволение высших сил, — закончил китаец.

— Как я буду знать, что такое позволение есть?

— Если позволение будет, ты узнаешь. Однажды проснешься и почувствуешь — можно. А если спрашиваешь, значит, рано. Собираешься уехать? — неожиданно спросил Чан.

— Откуда ты знаешь? — изумился Андрей.

— Поезжай, — с какой-то отстраненностью произнес китаец, закрыв глаза. По лицу его скользили солнечные зайчики, пробивающиеся сквозь листву. — Пора.

— Я привык к тебе…

— Это хорошо.

— Мы еще увидимся?

— Ты опять приедешь сюда… Застанешь меня живым или мертвым, но увидимся, — произнес китаец странноватые слова и улыбнулся виновато.

* * *

За неделю Андрей собрался, купил билет, попрощался с теткой и выехал в свой город. И теперь, глядя со второй полки на знакомые пригороды, почувствовал, что все еще не избавился от оцепенения в душе. Без радости возвращался, настороженно, с опаской. Его никто не встречал, он не сообщил о своем приезде даже матери. В купе молча собрался, кивнул попутчикам и вышел на перрон. Домой отправился пешком. И, проходя квартал за кварталом, словно здоровался с городом.

Едва позвонил в дверь, мать открыла тут же, словно стояла и ждала его. Она припала к груди и на какое-то время замерла.

— Ну и слава богу, — проговорила наконец. — И слава богу… И ладно. И хорошо.

Андрей бросил на вешалку куртку, сумку оставил на полу, присел к кухонному столику.

— Как тут у вас?

— Все хорошо, Андрюша, все хорошо.

— Никто не искал, никто не звонил, никому я не нужен?

— Вроде не звонили… Все знают, что тебя нет в городе… Чего звонить…

— Опустел, значит, город, обезлюдел.

— Не скажи… Такие толпы по магазинам носятся — того и гляди затопчут! А знаешь… — обернулась мать от плиты, — был звонок… Совсем недавно… Как же он назвался? Тут у меня записано на календаре… Вот, Павел Николаевич. Знаешь такого?

— Встречались.

— Он хороший человек?

— Надеюсь. Ничего не передавал?

— Спросил, когда возвращаешься.

— А ты?

— Не знаю, говорю… Я ведь и в самом деле не знала, когда приедешь… Предложила ему оставить телефон — отказался. Сказал, что ты знаешь, как его найти.

— Найду, — обронил Андрей.

— А больше вроде никто не звонил. — Мать попыталась продолжить разговор, но Андрей замолчал.

А уже вечером, погуляв по городу, начав потихоньку привыкать к нему, набрался наконец решимости позвонить родителям Светы. Он понимал, что звонить все равно придется, и чем быстрее это сделать, тем лучше. Иначе он будет думать только об этом звонке, только к нему готовиться, только его опасаться. Дождавшись, когда мать выйдет на кухню, он набрал знакомый номер. Трубку поднял отец Светы, и Андрей поразился перемене — его голос был почти старческий.

— Здравствуйте, Сергей Николаевич… Это Андрей.

— Андрей? Простите… Какой Андрей?

— Не узнаете, Сергей Николаевич?

— А… Теперь вот узнал. — На другом конце провода наступило молчание, и чем дольше оно тянулось, тем становилось тягостнее. Андрей понял, что разговора не получится.

— Я только сегодня приехал… И вот решил позвонить…

— Понятно… Проветрился, значит, немного, развеялся… Спасибо, что не забыл, очень приятно.

— Как я мог забыть, Сергей Николаевич!

— Вот и я говорю… Только вот что, Андрей… Не надо больше звонить. Знакомство исчерпано, воспоминания, связанные с тобой, радостными не назовешь… Живи себе. — Из трубки послышались частые короткие гудки.

Андрей осторожно положил трубку на рычаги и остался неподвижно сидеть у телефона. Ничто не изменилось в его лице, во взгляде, в позе. Человек, взглянувший на него со стороны, увидел бы лишь невозмутимость Андрея, спокойствие, хотя точнее было бы назвать это состояние какой-то окаменелостью. Этому он научился у китайца. Радость ли у тебя, горе, испуган ты, подавлен, торжествуешь победу — твои чувства пусть клокочут внутри. Единственное, по чему можно было догадаться о волнении Чана, — он вскидывал голову, словно подставляя лицо под удары, от которых не уклонялся, которыми скорее упивался. И вот сейчас, услышав короткие гудки, положив трубку на рычаги, Андрей незаметно для самого себя вскинул подбородок. Бейте, дескать. Заслужил.