В постели с Хабенским - [2]

Мы сидели в ресторане «Академия», у меня дрожали руки. Я очень сильно злилась и пила горький черный кофе. Зухус и Почеренков весело болтали, каждый на своем уровне. Почеренков делал вид, что понимает, о чем идет речь, а Зухус делала вид, что она верит в то, что Почеренков ее понимает. Я продолжала злиться. Вдруг Зухус с приветливой улыбкой яростно замахала рукой. Я внутренне содрогнулась, но постаралась не потерять лица. Зухус все махала и махала, Почеренков смотрел в направлении махания с тайным страхом. Я смотрела на Почеренкова с тайной надеждой. Корпорация жен за соседним столиком тихо пила алкоголь. Хабенский почти застенчиво сказал: «Привет», — вместо того чтобы свернуть мне шею легким движением руки. Я промямлила: «Прости», — с удивлением заметив, что у меня дрожат не только руки, но и голос. Почеренков косил под идиота, весело крутя круглой головой. «Поздно», — сказал Хабенский, и они с Зухус вышли в ночь. Я достала трубу и зачем-то стала звонить питерской соседке, по-прежнему не теряя лица. Почеренков растерялся и притих. Я стала рассказывать соседке о погоде в Москве и Подмосковье. Почеренков, ерзая на стуле, придушенным голосом сообщил, что пойдет к жене, и спросил моего разрешения. Я разрешила, продолжая болтать с соседкой о ее коте. Потом мы с Зухус поехали домой, и по дороге в голову мне пришла мысль о суициде. Я не была лесбиянкой.

Тема: Если у вас принято делиться воспоминаниями

Автор: Jesminda

Дата: 27.01.2004

Ну что ж, делиться воспоминаниями, так делиться.

Эпизод 1

Восемь часов вечера. Кафе на Невском. За стеклянными дверями колючий, мелкий дождь. Промозглый мокрый вечер темно-серого цвета с тусклым светом фонарей и совсем неяркой рекламы. Отпарировав дежурный вопрос «как дела?» дежурным ответом «нормально», Костик смотрит в окно пустыми глазами. «Ни фига себе, — думаю. — Обычная питерская осень, и сразу такое похоронное настроение».

— У тебя неприятности?

— Нет.

— Но ведь не с потолка же ты такой убитый?

— Все нормально. Как всегда. Хандра просто.

— Да ладно, Онегин. У тебя хандра триста дней в году.

Помолчали. Пора менять тему.

— Кстати, поздравляю тебя. Извини, что заранее. Когда еще увидимся.

— С чем?

Неподдельное недоумение. Уже интересно.

— С первым полукруглым юбилеем совместной жизни.

— А-а, спасибо.

— Хоть бы улыбнулся. У тебя семейные неприятности?

— Нет.

— А ты вообще-то еще любишь ее?

Молчание.

— Ты разочарован?

— Дело не в ней.

— В тебе?

— Да. Просто я тогда был другой С тех пор я сильно изменился, а она осталась прежней. Мне кажется, ей со мной тяжело.

— Ей с тобой или тебе с ней?

Молчание.

— Изменяешь ей?

Молчание.

— А почему Женька тебя сдала? Плохо уговорил?

— Мы с ней расстались до того, как я женился. Тихо и мирно. Без претензий. Не знаю, зачем она меня подставила. Как дурак оправдывался за чужие грехи.

— Знаешь, Костик, меня всегда удивляла твоя способность превращать всех твоих знакомых женщин в друзей. Не в любовниц, не в подруг, а именно в друзей. Ты для них брат, подружка, жилетка, кто угодно, только не мужчина. Удивляюсь, как ты вообще женился, как тебе это удалось. Выбора большого не было?

Молчание. Поморщился. Значит, права.

— Ребенка бы вам.

— Зачем? Кому он нужен? И что изменится?

— У вас-то точно ничего.

Молчание.

— Ну, как тебя проводили в Ленсовета?

— Без особого сожаления.

— А ты на что надеялся? Что Пази, заливаясь слезами, будет ползать у тебя в ногах?

— Нет. У него таких Костиков навалом. А будет еще больше. Как только выпустит свой курс. Мне кажется, он даже рад от меня наконец избавиться. Как и Юрка: фенита ля комедия.

О, кажется, Костик начинает оживать. Самоирония. Неплохо, если способен еще на самоиронию. Совсем неплохо. Внимательно вглядываюсь в знакомое лицо. Это не усталость. Пьешь. Тоска в глазах, страх в самой глубине — глаз и души. Знать бы, чего ж ты так боишься. За стеклянными дверями темно-серый вечер стремительно превращается в черную, маслянисто-блистающую огнями ночь.

Ответить на это сообщение

Тема: Re: Делимся воспоминаниями. Эпизод 42

Автор: Урсус и Зухус

Дата: 27.01.2004

Четыре часа утра. Маслянистое серое утро. Кафе на Невском. Захожу. В углу — непонятная куча тряпья. Пинаю ее ботинком. Хабенский. В глазах — собачья тоска: «Есть три рубля?» Плохо. Пьет. Достаю десять. Костик, покачиваясь, бежит похмеляться.

— Тебе бы ребенка, Костик.

— Кому он нужен? Мы все алкоголики со стажем.

— А что в театре?

Молчание.

— Знаешь, Костик, меня всегда удивляла твоя способность превращать всех твоих знакомых женщин в бутылку. Не в любовниц, не в подруг, а именно в бутылку. Может, хватит пить?

— Какой в этом смысл? Таких Костиков, как я, навалом.

— У тебя неприятности?

— Нет.

— Но ведь не с потолка же ты такой убитый?

— Что ты знаешь о потолках? Ничего? А мне там пару дней назад пришлось устраивать фотосессию — деньги кончались.

«Ни фига себе, — думаю, — обычная питерская зима, и сразу такое похоронное настроение». Стараюсь отвлечь его от тяжких, черных мыслей:

— Бутусова давно видел?

— А, — он безнадежно машет рукой, — с Юркой у нас все кончено. Финита ля комедия.

Покупаю пол-литра и соленый огурец. Костик пьет жадно, крупными глотками. Внимательно вглядываюсь в знакомое лицо.