В полночный час - [7]

Итак, пицца и кола. Подумать только, что может сделать пинта «Хеген-Даз»!

С этой мыслью Вероника крепко заснула… Простыня снова заскользила вниз, а футболка медленно поползла вверх… Тело девушки отвечало, выгибаясь навстречу ищущим рукам и напрягаясь под влажной теплотой настойчивых губ.

Это совсем другое дело, подумал Валентин, почувствовав, что женщина отвечает на ласки его опытных рук. «Боже мой, какая она горячая!» Он провел пламенным языком вверх по ее животу, по груди, и, наконец, его губы сомкнулись вокруг одного из двух бутонов.

Она была необычайно сладкой и теплой, твердый цветок ее груди жадно искал его язык. Валентин долго и страстно ласкал этот бутон, изучая тело женщины и наслаждаясь ее ответной реакцией. Прошло очень много времени, слишком много.

Внезапный стон эхом отозвался в теле Валентина, заставляя его с большей настойчивостью стремиться в блаженное тепло ее тела. Женщина была кульминацией его бесконечных ночей безнадежных мечтаний, и вот теперь она воплотилась в реальности. Она была здесь, рядом с ним, под ним и просила его.

И была девственницей.

Осознание этого факта поразило Валентина словно пуля, которая когда-то оборвала его бренную жизнь.

Потрясенный, он пристально посмотрел на взрослую милую женщину. Кончиком пальца Валентин дразнил бутон ее груди и с достаточной уверенностью мог сказать, какие чувства переполняют душу этой женщины. Желание.

Ожидание. Удивление.

Черт возьми! Девственница!

Он пристально смотрел в лицо женщины и хотел, чтобы их взгляды встретились.

Ее веки поднялись, и янтарные, цвета дорогого виски, глаза сверкнули ему в ответ. Они расширились, словно девушка была потрясена, увидев Валентина, «но испуг быстро сменился неподдельным наслаждением.

— Сон, — прошептала она, и ее дрожащие веки закрылись.

Валентин провел рукой по внутренней стороне бедра женщины и стал стаскивать с ее ног кусочек шелка, который в двадцатом столетии заменял дамам панталоны. В этот момент, несомненно, нужно было что-нибудь сказать в пользу современной моды, но у него просто не было сил, чтобы порадоваться таким приятным изменениям. Он стремился к высшей цели, мягкой, теплой, влажной цели, собираясь узнать правду.

Потом руки Валентина вновь вернулись к бедрам женщины, раздвигая их в стороны. Перед ним открылся изумительный вид всех ее сокровенных прелестей. Дрожащими пальцами он прикоснулся к мягким, скользким складкам и почувствовал сильный прилив тепла. Женщина выгнулась дугой навстречу ему. Валентин снова прикоснулся к ней, изучающе поглаживая ее плоть, и в этот момент она приподнялась в кровати, с ее губ слетел страстный стон. Волна исступленного восторга обрушилась на женщину, и она испытала высшее наслаждение. И это только от легкого прикосновения его руки!

Боже мой! Девственница!

Валентин отпрянул от девушки и направился к створчатым дверям балкона. Ему было нужно глотнуть немного воздуха. Холодного, успокаивающего воздуха. Он распахнул одну створку, волна летнего тепла обрушилась на него и обожгла своим горячим дыханием.

Никакого облегчения не будет, понял он, опустившись на колени от горя. Облегчения не будет никогда, потому что Валентин Тремейн не прикасался к девственницам.

Он оставлял возможность лишать девушек невинности тем мужчинам, которые были заинтересованы в получении не простого ночного удовольствия, а чего-то большего. Валентин не привык иметь дело с наивными, неопытными юными особами, которые рассчитывали увидеть весь мир у своих ног. Он пытался найти в своей кровати равенство и предпочитал женщин, которые так же, как он, уважали свободу и наслаждались независимостью. Девственницы отбирали у мужчины свободу и независимость, не говоря уж о средствах к существованию. И жизнь тоже — Валентин это хорошо знал.

Он поклялся, что больше никогда не будет иметь никаких дел с девственницами, даже с такой хорошенькой и чувственной, как эта девушка. Никогда.

Пройдя по комнате, Валентин остановился рядом с девушкой. Огненные волосы были рассыпаны по белой наволочке, футболка собралась складками в подмышках, обнажая неистово поднимающуюся и опускающуюся грудную клетку, мягкие кремовые груди и венчающие их напряженные бутоны цвета дорогого вина. Огненный треугольник у основания бедер скрывал самые интимные прелести ее тела.

Валентин готов был поклясться всем святым, что девушка была настоящей красавицей! Каждый дюйм ее тела был предназначен для мужских рук и губ.

Только, конечно, не для его. Но ведь и Валентин Тремейн больше не был человеком.

Хотя нельзя сказать, чтобы он не испытывал сильного желания как мужчина, находящийся рядом с практически обнаженной женщиной. Конечно, испытывал. Его чувства были даже более острыми и мучительными, потому что они усилились а теперешнем состоянии Валентина. Женщина чувствовала присутствие его энергии, а не тела, и хотя эта энергия все еще поддерживала прежний внешний облик и форму мужчины, его духовная тень физического тела была более подвержена чувствам.

Валентин постарался расшевелить девушку. Он поглаживал ее чувства своими собственными чувствами, ласкал ее тело своей чистой энергией, словно руками и губами.