В поисках заклятия - [16]

Спрыгнув на берег, он подошел к коронеру и десятнику.

– Что это значит? – проворчал Джон, практически ничего не смысливший в кораблях.

– Обрубили фалы, чтобы спустить парус, – объяснил корнуоллец. – Никто из команды не сделал бы такое со своим судном, так что корабль должны были взять на абордаж и вывести из строя.

Де Вулф помрачнел.

– Значит, это пиратство, не бунт – что было маловероятно с самого начала, ибо зачем команде обычного купеческого судна бунтовать?

– Сколько обычно человек в команде такого судна? – поинтересовался Меттью.

Де Вулф вопросительно посмотрел на Гвина.

– Обычно около пяти-шести. В нормальную погоду могли бы справиться и двое, но нужны еще люди, чтобы нести вахту, стряпать и грузиться и разгружаться в портах.

– Так что, остальные еще будут плавать по Бристольскому заливу, пока их не выбросит на берег?

Гвин покачал лохматой головой.

– Многие тела так и не находят. Трупы либо тонут, либо их уносит в открытый океан. Или в пролив, так что они могут закончить свой последний путь возле Глостера.

Словно возражая ему, в этот момент сверху прозвучал далекий крик, и на горизонте появился человек, размахивающий руками.

Стоявшие у потерпевшего крушение корабля наблюдали, как незнакомец с проворством горного козла быстро спускался по узким тропкам. И только за сто ярдов Меттью узнал его.

– Это Сайуорд, пастух, живущий на утесах. Какого черта ему нужно? У него немного не все дома.

Исходя из того, как уверенно и быстро передвигался пастух, де Вулф ожидал увидеть энергичного юношу, но когда Сайуорд добрался до них, он оказался шишковатым стариком с согбенной спиной и лицом, сморщенным и коричневым, как грецкий орех. На нем была грубая шерстяная туника, с подобранным между ног подолом, заткнутым под старый канат, который был обвязан вокруг пояса. Он был бос, и ногти на ногах закручивались, как бараньи рога. Редкие волосы были полностью седыми, и хотя глаза блестели, как у дрозда, веки были воспаленно красными.

– Вы забрали труп, господа? – внезапно спросил Сайуорд, и стало понятно, что, живя со своими овцами вдали от людей, он редко общался со своими собратьями.

– Когда ты видел труп, старик? – поинтересовался де Вулф.

Меттью открыл было рот, чтобы предупредить, что восьмидесятилетний старик немного чудаковат, но Сайуорд, похоже, был вполне способен постоять за себя.

– Когда я забрал другого – живого, – воскликнул седовласый сакс.

Все четверо уставились на него.

– Какого другого? – прогремел Гвин.

Сайуорд закатил воспаленные глаза к небу.

– Господь Всемогущий говорил со мной накануне вечером и дал мне задание. Я посмотрел на море из своего жилища и увидел, как это судно несет к берегу.

– Он живет в землянке на вершине утесов, – пояснил Меттью.

– Я зажег фонарь и поспешил вниз. С верхней тропы я увидел корабль как раз перед тем, как тот ударился о скалы. Затем – два тела на палубе, но только одно осталось, когда я спустился туда.

– И что с тем, живым? – спросил коронер.

– Он лежал на гальке, ни живой, ни мертвый. Я вытащил его на траву, затем поднялся за своей лошадкой, на которой езжу пасти дальние стада.

– У тебя там и лошадь есть? – недоверчиво переспросил Гвин.

– Эксмурский пони, он пройдет везде, куда может забрести овца. Я взвалил моряка на пони и повез к себе домой. Когда он задрожал, я понял, что он живой.

– И где он сейчас? – поинтересовался десятник.

– Все еще в моей хибаре. Вчера он пришел в себя, но еще очень слаб.

За время службы коронером де Вулф уже отвык чему-либо удивляться.

– Тогда сию же минуту отведи нас к нему. Показывай дорогу, – потребовал он.

И снова, с поразительной для старика прытью, Сайуорд побежал по тропинке вверх, и коронер, его оруженосец и десятник едва поспевали за ним.

– Почему ты не знал об этом, Меттью? – спросил запыхавшийся де Вулф, когда они достигли вершины.

– Он не принадлежит нашему имению. Работает под надзором десятника из Комб Мартина – и овцы оттуда. Сайуорд, вероятно, никогда не бывал даже в Илфракуме.

На вершине утесов оказался неровный травянистый гребень, и в ложбинке пряталась от ветра убогая лачуга, стены которой были сложены из дерна, усиленного камнями. Крыша тоже была из дерна, и трава на ней росла так же буйно, как и на окружающем пастбище. Из-под ее рваных отвесов струился голубоватый дымок.

Сайуорд отодвинул в сторону ненавешенную дверь из плавника и кивком головы пригласил их войти. Тусклый свет озарил одну-единственную комнату, устланную грязным папоротником, на котором блеяли два осиротевших ягненка. У дальней стены, возле небольшого торфяного очага, обложенного большими камнями, под рваным шерстяным одеялом лежала какая-то бесформенная груда.

– Не понимаю ни единого его слова, – пожаловался Сайуорд. Единственным языком, которым он владел, был английский с сильным местным акцентом.

Гвин и де Вулф склонились над сгорбившимся в углу человеком. Тот поднял голову, и они увидели парня, вероятно, не старше восемнадцати, со смертельно бледным лицом и нарывами на губах. Не успев произнести и слова, он зашелся пузырящимся кашлем и обильно сплюнул в папоротник на полу. Глаза у него ввалились, на обеих щеках, несмотря на призрачную бледность лица, пылали розовые пятна.