В поисках великого может быть - [37]

От Светодавца и единый с ним,

Как и с Любовью, третьей с ними сущей,

58 Струит лучи волением своим

На девять сущностей, как на зерцала,

И вечно остаётся неделим;

61 Оттуда сходит в низшие начала,

Из круга в круг, и под конец творит

Случайное и длящееся мало;

64 Я под случайным мыслю всякий вид

Созданий, всё, что небосвод кружащий

Чрез семя и без семени плодит.

67 Их воск изменчив, наравне с творящей

Его средой, и потому чекан

Даёт то смутный оттиск, то блестящий.

70 Вот почему, при схожести семян,

Бывает качество плодов неравно,

И разный ум вам от рожденья дан.

73 Когда бы воск был вытоплен исправно

И натиск силы неба был прямой,

То блеск печати выступал бы явно.

76 Но естество его туманит мглой,

Как если б мастер проявлял уменье,

Но действовал дрожащею рукой.

79 Когда ж Любовь, расположив Прозренье,

Его печатью Силы нагнела,

То возникает высшее свершенье.

82 Так некогда земная персть могла

Стать совершеннее, чем всё живое;

Так приснодева в чреве понесла.

85 И в том ты прав, что естество земное

Не ведало носителей таких

И не изведает, как эти двое. (90)

(Рай. Песнь тринадцатая. 55-87)

Вообще, человек – несовершенное создание, хотя и создание Бога. Но дважды в человеческом воплощении достигались истинные высоты: это были Дева Мария и Христос. Они явили собой совершенные творения, в которых Бог и человек слиты воедино. Это важная тема поэмы:

121 О, если б слово мысль мою вмещало, -

Хоть перед тем, что взор увидел мой,

Мысль такова, что мало молвить: "Мало!"

124 О, Вечный Свет, который лишь собой

Излит и постижим и, постигая,

Постигнутый, лелеет образ свой!

127 Круговорот, который, возникая,

В тебе сиял, как отражённый свет, -

Когда его я обозрел вдоль края,

130 Внутри, окрашенные в тот же цвет,

Явил мне как бы наши очертанья;

И взор мой жадно был к нему воздет. (91)

(Рай. Песнь тридцать третья. 121-133)

В какой-то момент в одном из кругов Данте как бы почудилось очертание человеческого лица:

133 Как геометр, напрягший все старанья,

Чтобы измерить круг, схватить умом

Искомого не может основанья,

136 Таков был я при новом диве том:

Хотел постичь, как сочетаны были

Лицо и круг в слиянии своём… (92)

(Рай. Песнь тридцать третья. 133-138)

Это главная проблема, которая волнует Данте: как божественное может сочетаться с человеческим? Его волнует образ Христа.

139 Но собственных мне было мало крылий;

И тут в мой разум грянул блеск с высот,

Неся свершенье всех его усилий.

142 Здесь изнемог высокий духа взлёт;

Но страсть и волю мне уже стремила,

Как если колесу дан ровный ход,

145 Любовь, что движет солнце и светила. (93)

(Рай. Песнь тридцать третья. 133-145)

Именно чувство любви и позволило ему испытать высшее озарение. Разумом этого не постичь. Но именно так и могут соединиться божественное и человеческое. В этом и заключается постижение высшей истины, которая является Данте в финале «Божественной комедии».

Всё, о чём мы говорили до сих пор, делает «Божественную комедию» Данте великим итогом всей культуры Средневековья. Данте действительно подводит итог этой культуре. Однако его произведение, одновременно, есть и исток всей культуры Нового времени. Энгельс в своей критике Данте назвал его последним поэтом Средних веков и первым поэтом Нового времени. А Осип Мандельштам заметил: «Ведь, если хотите, вся новая поэзия лишь вольноотпущенница Алигьери и воздвигалась она резвящимися шалунами национальных литератур на закрытом и недочитанном Данте». (Из черновых набросков к «Разговору о Данте»)

Что же делает Данте первым поэтом Нового времени? Прежде всего, и в этом отличие культуры Нового времени от культуры эпохи Данте, в ней первостепенным становится личностное начало. Мы не знаем имён создателей грандиозных средневековых соборов, не знаем авторов великих средневековых икон. В литературе нам, конечно, известны некоторые имена, однако, скажем, в рыцарской поэзии для нас гораздо важнее жанры, чем имена сочинителей. Мы больше отличаем канцоны от альб, чем одного поэта от другого. И что касается рыцарских романов, там тоже основополагающими являются сюжеты. Конечно, разработку того или иного материала индивидуальность автора как-то окрашивает, но всё-таки главным остаётся сам сюжет. Нас, скажем, больше интересует история Тристана и Изольды, чем то, как её представлял тот или иной рассказчик.

Культура же Нового времени глубоко личностна, её субъектом становится именно человеческая личность, и Данте – первая личность рубежа эпох. Как личность, он выступает в двух ипостасях. Данте – герой «Божественной комедии». Недаром поэма начинается с «Я»: «Земную жизнь пройдя до половины, // Я очутился в сумрачном лесу». И путь Данте в поэме – это во многом его личный путь. Кстати, по «Божественной комедии» вполне можно составить представление о многих фактах его реальной биографии. Это не вымышленный герой, а сам Данте. Но он не только главное действующее лицо поэмы. Он – её автор.

Кроме того, Данте взял на себя смелость, какую никто до него не мог бы себе позволить. Он решился судить грешников. Хотя в Средние века ещё и не существовало догмы о непогрешимости римского папы, она возникла позже, но всё же уже тогда папа считался непререкаемым авторитетом. А Данте встречает в Аду пап: Николая III, Анастасия. Это ладно, они, возможно, были далеко не безупречны. Но он и папе, своему современнику, уготовил заранее место в Аду, воздав по заслугам при жизни. Данте позволил себе неслыханное. Он выступил в роли Господа Бога! Поэтому не случайно эта глубоко религиозная книга была внесена католической церковью в список запретных. Данте хватило дерзости судить человечество и весь мир.