В поисках Великого хана - [134]

Дон Фернандо, второй сын адмирала, который по возрасту не мог быть очевидцем этой встречи его отца с испанскими государями, рассказал о ней по прошествии многих лет на свой собственный лад. Спустя четыре столетия, когда Америка стала поражать мир своими успехами, многочисленные историки описывали этот прием с неменьшими преувеличениями и прикрасами, ибо на их сознание влияло значение, приобретенное в их дни той частью нашей планеты, которая носит название Нового Света. Но человек, приехавший в Барселону в 1493 году и имевший при себе несколько матросов да еще дюжину вьюков, ничего не знал об открытии нового материка — Америки; больше того — он умер, так и не пожелав признать, что она действительно существует. Он был попросту удачливым мореплавателем, открывшим якобы некоторое количество принадлежавших к азиатской Индии островов, находящихся где-то там, невдалеке от реки Ганг, но не располагавшим временем, чтобы побывать на всех островах. Он привез с собой не столько нечто реальное, сколько надежды, и собирался дернуться возможно скорее в заокеанские страны, чтобы достигнуть наконец настоящих владений Великого Хана и торжественно посетить этого «Царя царей», этого владыку владык.

Существуют дошедшие до нас сообщения о прибытии дона Кристобаля в Барселону, но все они исходят из придворных кругов и повествуют лишь о приеме, оказанном Колону королевской четой. Известны также относящиеся к тому же периоду дневники барселонского муниципального управления, в которые день за днем заносились все события городской жизни, подчас даже самые незначительные, но в них не содержится ни одного слова о прибытии адмирала и о том, как его принимали.

Не вызывает ни малейших сомнений, что в королевском дворце Колон был встречен с большой пышностью и торжественностью, но вместе с тем очевидно и то, что народ не принимал в этом никакого участия и муниципальные власти никак не отметили пребывания в их городе этого путешественника.

Барселона, как уже сказано, жила в отчуждении от двора. Ее гавань, одна из наиболее знаменитых на всем Средиземном море, была в то время почти пустынна, потому что монархи Испании в наказание за былую строптивость этого города оказывали благоволение и покровительство валенсианской гавани, превратив ее в узловой пункт торговли с Италией. Кроме того, столица Каталонии страдала в то время и от начатых инквизицией преследований. Многие из ее крупных купцов, несмотря на то, что были новокрещеными, оказались вынужденными бежать за границу из-за своего еврейского происхождения, Что повело к застою в торговле. Барселонский банк, один из самых мощных в Европе, носивший название «Таула де Барселона» (Барселонский стол), был близок к краху вследствие того же торгового кризиса, вызванного усердием инквизиции. И поскольку так называемый священный трибунал Каталонии был учрежден волею испанских монархов, часть страны выражала свой молчаливый протест, отмежевываясь от них, за невозможностью предпринять что-либо другое. Ко всему, Барселона, родина великих мореходов, была на протяжении ряда веков соперницей Генуи и союзницей Венеции, разделяя с последней республикой монополию на погрузку в египетских гаванях пряностей и перепродажу их на рынках Европы.

К тому времени, когда Колон попал в Барселону, здесь был уже срыт ради расширения гавани небольшой холм, расположенный между нею и церковью Санта Мария де ла Map, называемый в народе Пуидж де лас Фалсиес (Холм лжи).

В этом месте издавна собирались штурманы и матросы, чтобы потолковать о морских делах и чудесных открытиях среди океанских просторов. Достаточно было миновать Гибралтарский пролив и направиться курсом на юг, к Африке, чтобы наткнуться на необыкновенные земли и таких же людей. Это и было причиной, по которой жители Барселоны прозвали место сборищ своих моряков Холмом лжи.

Именно из этой среды вышел тот смелый шкипер, который на крупном люгере пустился в дальнее плавание и задолго до португальцев открыл Рио де Оро в Гвинее; отсюда вышли и картографы Каталонии и Майорки, нанесшие на свои карты Канарские и Азорские острова, когда во флотах Европы об их существовании еще не имели ни малейшего понятия.

Эти каталонские мореходы, деятельные и трезвые, которые предпринимали плавания, преследуя свои личные торговые цели, имели достаточно оснований посмеиваться над адмиралом, встречавшим сирен. Он отправился в Азию, следуя прямо на запад, за азиатскими пряностями, богатейшим и выгоднейшим товаром той эпохи. Но где эти пряности? Привез ли он в своих вьюках образцы такого же качества, как те, которыми барселонские моряки наряду с венецианцами и генуэзцами на протяжении многих столетий грузили в александрийской гавани свои корабли?

Придворные кавалеры верхом на конях выехали встречать Колона у ворот города.

Адмирал, подобно всем тем, кто наделен воображением, был весьма чувствителен к театральной пышности и продумал заранее, как разместить сопровождавших его людей, чтобы это было похоже на эффектное шествие.

Прохожие задерживались на улице, чтобы поглазеть на нескольких юнг и корабельных слуг, которые несли на высоких шестах лопочущих без умолку попугаев красного и синего цвета. Вслед за ними матросы тащили носилки с выставленными напоказ различными рыбами невиданной формы, пойманными в морях Антильского архипелага и сохраненными в просоленном виде. В хвосте процессии шли остальные матросы, неся на подушках маски и другие золотые изделия грубой работы — единственное во всей этой заокеанской добыче, имевшее известную ценность.