В поисках советского золота - [22]

VII. Ликвидация кулачества

Примерно в середине 1930 года нам пришлось оставить дом в Кочкаре, первый наш дом в России и самый лучший. После этого я по работе главным образом инспектировал и реорганизовывал рудники, находящиеся в плохом состоянии, и большую часть времени проводил в дороге.

Нам с женой обоим было жаль покидать суровый горняцкий городок на Южном Урале, с которым до сих пор связано столько приятных воспоминаний. Мы приехали в Кочкарь, когда русским еще не запрещалось показывать иностранцам природное гостеприимство и дружелюбие, до того, как их измотали и растревожили пятилетки. Кочкарских жителей тогда не смущали лозунги про иностранных шпионов, и они встретили нашу четверку как родных. Сожалею, что позднее обстоятельства сложились так, что стало трудно, даже невозможно поддерживать зародившуюся дружбу.

Мы оставили дочек с родственниками в Соединенных Штатах в конце 1929 года, и моя жена решительно потребовала брать ее с собой в поездки, так продолжалось несколько лет после 1930 года. Сибирь и Казахстан были тогда, и во многом остаются сейчас, неосвоенной территорией, без организованного транспорта, так что путешественнику, покидаюшему главную железную дорогу, невозможно передвигаться с удобствами. Но ее такие условия не испугали; она побывала на задворках Сибири и восточной России не меньше моего, и должен сказать, что часто она возвращалась из поездок в лучшем состоянии, чем удавалось мне.

В ходе наших странствий, начиная с позднего лета 1930 года, мы оказались в гуще процесса, который российские власти описывали как «ликвидация кулачества». Обычно его рассматривают как аграрную революцию, но для промышленности он был не менее важен, чем для сельского хозяйства. И сыграл большую роль в расширении горнорудной деятельности, так что мне следует рассказать, что знаю.

Не стану обвинять американцев в увиливании, стоит лишь упомянуть фразу вроде «ликвидация кулачества». Я знаю, что до отправления в Россию аналогичные термины отбивали у меня всякую охоту читать про эту страну. Я был уверен, что страна целиком и все в ней — настоящий сумасшедший дом, и готов был на том и покончить. Русские коммунисты, как я позднее обнаружил, пересыпают свои речи и документы сотнями подобных выражений, и эти-то фразы повторяют с удовольствием во всем мире.

«Ликвидация кулачества», однако, оказалась для нас больше, чем просто фразой; то была реальность, с которой мы сталкивались лицом к лицу почти везде, куда бы ни попадали в последующие годы. Я уже рассказал, как, еще не видев самого процесса, мы пострадали от основных его результатов, в Кочкаре 1930 года, когда крестьяне перестали приезжать на большой кочкарский рынок, и мы больше не могли покупать продукты на рынке, разве что по невероятной цене. Мы зависели от карточек и закрытых распределителей, которыми правительство руководило очень по-дилетантски.

Путешествуя по Сибири после лета 1930 года, мы встречали тысячи мужчин, женщин и детей, набитых со своими баулами и свертками в жесткие пассажирские или грузовые вагоны, часто в такой тесноте, что они едва могли сесть, под конвоем стрелков с ружьями.

Им, казалось, не будет конца; они заполняли почти каждую станцию, и все имеющиеся в наличии поезда, представлялось нам, используются для них.

Эти люди, безусловно, были мелкие фермеры, много и тяжело работавшие — видно по загрубелым рукам и мужчин, и женщин, у них были обветренные лица, как у всех, привычных к работе на земле. Но тогда они выглядели ошеломленными. Похоже, они не понимали, что с ними происходит и почему; не понимали и другие русские, видевшие, как их перевозят. Так вот, они и были «кулаки», их «ликвидировали как класс». Таков был процесс, который многие «эксперты» описывали не в одной книжке про Россию.

Я наблюдал «ликвидацию кулачества» до того, как прочел рассуждения экспертов. Мне казалось, будто большинство мелких фермеров России перевозили с места на место под полицейским конвоем. Я не понимал, зачем, как и большинство русских. Выглядело так: из Москвы пришел приказ, и вот его выполняют.

Однажды в поездке мы с женой оказались в поезде «Максим Горький» с людьми, которых куда-то перевозили. Русские в те дни грузовые поезда, используемые для перевозки пассажиров, называли «Максим Горький». Это фамилия известного русского писателя, который в молодости был бродягой. Теперь в России запрещено так называть эти поезда.

Разговаривая с крестьянами в нашем вагоне, мы обнаружили, что они и представления не имеют, куда их везут, и что они будут делать, когда доберутся до места.

Они рассказывали, как их забирала полиция и другие официальные лица в деревне, им говорили, что их куда-то отвезут. Им дали немного времени собрать личные вещи, и заставляли оставлять свои дома и мебель.

Может быть, те люди составляли исключение, и другим сказали, куда их везут и почему. Сомневаюсь. Все, кого я видел, выглядели полностью сбитыми с толку.

Множество книг описывает то время, там указывается, как и почему ликвидация кулачества велась этим способом. Авторы существенно расходятся во многих пунктах, но я скомпоновал наиболее вероятные объяснения с тем, что сам видел, чтобы дать представление о том, как все происходило на самом деле.