В поисках совершенства в мире искусства. Творческий путь отца Софрония - [9]

Сергей все это время был погружен в собственную интенсивную внутреннюю борьбу, которая избавила его от принадлежности к какой-либо из этих групп.

«В молодые годы увлечение искусством отрывало меня от всего, что кругом меня. Владело мною одно стремление: проникнуть в тайну красоты всякого видения, то есть явления природы. Чем больше я погружался в мои искания, тем ТАИНСТВЕННЕЕ становилось всякое видение, и я изнывал от восторга перед этой тайной. Мы видим мир совсем не так, как видит его “ученый”. Возьми небо… Что это для “ученого”? Фикция, рассеянный солнечный свет, отраженный в атмосфере Земли, а дальше за этим небом ТЕМНОЕ БЕСКОНЕЧНОЕ ПРОСТРАНСТВО, КОСМОС. И я всегда понимал, что виденное нами небо, дивно-голубое, не “стенка” вокруг Земли; что за пределами видимого лежит беспредельность космическая, непостижимая так же, как и видимое небо. Лежа на крыше моего ателье, я внимательно всматривался в небо, и оно странно приближалось ко мне, и так близко, как будто и меня уже охватывало собою. Но ТАЙНЫ СВОЕЙ не сообщало мне. О, я так страстно смотрел на все предметы, на все явления, и каждое явление, каждый предмет становились тайной. Как возможно, что простой в себе луч света разлагается на бесконечные нюансы и в целом создает картину, вечно живую, непрестанно изменяющуюся, хотя и сохраняет нечто единое?»[41]

Иллюстрацию этому можно найти в автопортрете, который Сергей написал в 1918 году.

На картине изображен молодой человек, верхняя часть тела повернута вполоборота, голова на три четверти обращена к зрителю, а глаза смотрят слегка поверх нас. Возможно, то, что мы видим — это лишь фрагмент большой картины; на эту мысль наводит расположение красок на заднем плане. На портрете видны четкие горизонтальные линии, свидетельствующие о том, что холст складывали, возможно, для того, чтобы его спрятать. Остальные работы Сергея были уничтожены родственниками после его отъезда из России: в то время было опасно быть замеченным в связях с иностранцами.

Автопортрет, 1918 г. Холст, масло

Эта картина выполнена маслом на холсте: непринужденный предварительный набросок теплым коричневым тоном, поверх него прямые мазки разных цветов в стройном колористическом согласии, и, наконец, пастозное письмо лица: в основном, желтой охрой, с примесью белил по освещенным местам и более глубоких охристых оттенков в тенях, усиленных коричневым цветом там, где тень особенно густа. Кое-где тени положены бледно-розовым цветом: прежде всего, на обращенном к зрителю крыле носа, на ухе и сзади на шее. А вверху уха такая тень, набирая полную силу, становится ярко-красной.

Но главное здесь — глаза: один на освещенной части лица, другой — в тени. Формообразующие оттенки тут другие, благодаря добавлению в палитру зеленого. Собственно, взятый для этого пигмент скорее всего не зеленый, но ирисно-синий, то есть холодного оттенка — видимо, берлинская лазурь. Смешанная с желтой охрой разных оттенков, преобладающих в письме лица, она дает холодные зеленые и коричневые отсветы на его теневой стороне и вокруг глаз. А сдержанные красные акценты в углу одного глаза и слегка ниже другого усиливают их взгляд[42].

Письмо лица напоминает работу над скульптурой: кисть, как резец, движется по форме, выявляя ее прямыми мазками. Рот обрисован двумя прямыми чертами: снизу — великолепной ярко-красной, а на месте верхней губы — более темной. Эта простота, отсутствие подробностей придает портрету большую выразительность. А тщательная разработка поверхности вокруг рта восполняет минимализм в его изображении. Ниже рта тень выдержана в том же тоне, что и под глазами, где она противостоит близлежащему сильному цвету. Таким образом достигается тональное равновесие портрета.

Волосы написаны энергично, но в более раскованной, импрессионистической манере, чем лицо, так что его выражение остается главным. Так же неброско, не отвлекая внимания, передано ухо, а фон, условный и неизобразительный, служит лишь тому, чтобы лицо выступило с особенной силой и отразившиеся в нем переживания стали понятны. Именно их в первую очередь хотел показать художник. На рубашке, где форма строится оттенками синего, воротник выделяется широким бликом чисто белого цвета. Этот наиболее светлый участок изображения находится на одной оси с освещенной частью лица.

Палитра художника — скудная, экономная, образована примерно из семи красок: желтой охры, свинцовых белил, коричневой (жженой умбры и/или сиены), синей (берлинской лазури?), черной и красной (киновари). Причиной тут могли быть трудности в приобретении нужных материалов. Но скорее экономия была вызвана соображениями художественного порядка: ограниченная палитра способствует большей цельности картины.

Выражение лица решительно, полно напряжения и переживаний. Вероятно, это вызвано сложным временем, в которое жил Сергей (революция, войны, голод, общественные беспорядки и неопределенность), или же его душевным состоянием: его никогда не покидала память о смерти, именно тогда он увлекался восточными религиями, что может быть объяснением напряженного и пронзительного выражения его глаз. Шестьдесят лет спустя он написал Тайную Вечерю, и в нескольких апостолах, особенно в апостоле Симоне, можно узнать некоторые черты этого автопортрета. Выражения их лиц напряжены не менее, чем лицо на автопортрете, но одновременно они наделены спокойствием, которого нет в портрете. Считается, что в любой картине художник хотя бы частично изображает самого себя, поэтому мы можем заключить, что отец Софроний к концу своей жизни сохранил внутреннее напряжение, но оно уже было другого рода.