В поисках Нового Града - [88]

Многие ребята проникались моими идеями. Однако, конечно, пылкая молодежь не всегда оставалась верной однажды принятой доктрине. Посторонние были недовольны. «Вы из них делаете каких-то революционеров, тогда как они должны быть священниками», — говорила одна дама. «Не довели его до добра „левитинские“ университеты», — язвительно замечалось в одной антирелигиозной брошюрке по адресу одного из моих ребят, который действительно потом вступил на плохой путь, попавшись в уголовном деле. Наконец мой старый оппонент отец Сергий Желудков с не меньшим ехидством мне писал в одном из писем: «Из большинства „ребятенок“ ничего не вышло». Я ответил: «Гении не нуждаются в учителях. Ко мне шли обыкновенные простые ребята из рабочих и мужичков, которых не могли удовлетворить ни учеба в семинарии и Академии, ни официальная жвачка советских газет. Они искали знаний и Истины. Я им давал что мог. А что касается результатов, то прошу вас прочесть притчу о сеятеле».

«Вот вышел сеятель сеять. И когда сеял, некоторые семена упали при дороге, и прилетели птицы и поклевали их. Другие же упали на камень, где у них немного было земли, и тотчас взошли, ибо земля у них была неглубока. Когда же солнце взошло, они были опалены и, не имея корня, засохли. Другие же упали в терние, и поднялось терние и заглушило их. Другие же упали на землю добрую и давали плод: какие сто, какие шестьдесят, какие тридцать. Имеющий уши, да услышит» (Мф.13:3–9. Научный перевод).

Пусть услышат голос мой из далекого Люцерна и мои друзья — ученики. «Имеющий уши, да слышит!»

Глава одиннадцатая

Контрапункт

Исторический контрапункт русской жизни послесталинского периода — 1964 год.

В этом году с особой силой стали ощущаться все противоречия Хрущевской эпохи. Оттепель. «Диктатура сердца». Продолжающаяся борьба против мертвеца, вынесенного с позором из мавзолея.

И в то же время аресты, непрекращающиеся процессы, расстрелы проворовавшихся хозяйственников, фарцовщиков, виновников фашистских зверств.

Когда-то Суворов говорил, что, если человек проработал в интендентах 10 лет, его можно вешать без всяких разговоров. Говорил. Но ведь не вешал же.

При Хрущеве «интендантов», то бишь советских хозяйственников, стали расстреливать. Первых попавшихся. Советская система построена так, что хозяйственник не может не быть вором.

С этим, собственно говоря, все согласны. И недаром повара, заведующие ресторанов, официанты получают такую зарплату, что прожить на нее совершенно невозможно. Те, кто попался, ничем не отличаются от непопавшихся: воруют и берут взятки все, без исключения. Хозяйственник который решит вести хозяйство по закону, через две недели окажется без работников, без материалов — и будет с треском снят с должности и исключен из партии за развал работы, а то и привлечен к ответственности за преступную халатность. Еще более курьезны процессы «фарцовщиков». Здесь, за границей, фарцовщики все — без исключения. Привожу в пример себя. В году 5–6 раз (как минимум) я пересекаю границы различных государств. При этом каждый раз я меняю деньги. Я «фарцовщик». По советским законам я подлежу самым суровым наказаниям (вплоть до расстрела). Обмен советских денег на иностранную валюту категорически воспрещен. Но обмен все-таки производится (или, точнее говоря, покупка иностранной валюты). Цель иностранцев — купить какие-то товары в СССР (меха, золото). Цель фарцовщиков — купить в закрытых распределителях, где имеются особые товары, которых нет нигде в советских магазинах, особо «качественные» товары, которые затем продаются за бешеные деньги на «черном» рынке. При Хрущеве за это был установлен расстрел.

Столь же странными были процессы лиц, виновных в зверствах во время войны. Когда-то, при Ленине, было принято говорить, что советский закон не мстит за прошлое; его цель — ограждение общества от тех, кто в данный момент опасен советскому строю. Но, собственно, чем могли быть опасны советскому строю старики, провинившиеся за 20 лет до этого, во время фашистской оккупации, и с тех пор уже сидевшие по тюрьмам, по лагерям, сломленные, боявшиеся как огня любого советского офицера, потому их надо было снова судить, устраивать показательные процессы и вешать — этого никто и никогда из советских юристов не объяснял и объяснить не мог.

В то же время страшно ухудшилось положение колхозников, рабочих в связи со странными экспериментами, производившимися по воле дилетантствующего агронома, приобретшего среди населения всеобщую кличку «кукурузник». Впрочем, кукурузник не только насаждал свой излюбленный злак, но и отбирал приусадебные участки (желая, видимо, показать, что он «отчаянный р-р-революционер»).

В 1964 году все эти чудачества привели к кризису. Не было хлеба. Страна глухо, но грозно бурлила. В это время усиливается идеологический нажим. Антирелигиозная истерия достигает апогея. Летом 1964 года она доходит до Москвы. Впервые за 25 лет имеет место наглое разрушение одного из самых популярных московских храмов — храма «Малое Преображение». Разрушение сопровождалось варварским насилием над верующими, которые в течение двух дней отказывались покидать храм. Несмотря на бездеятельность Патриархии, на этот раз гнусный произвол не мог укрыться от международного общественного мнения. В Париже был создан Комитет по защите прав верующих в СССР. Причем председатель Комитета, известный французский писатель Мориак, обратился к Хрущеву с официальным протестом, а также с большим закрытым письмом, в котором излагал ту программу политических мер, которые должны быть предприняты, если гонения на религию в СССР не прекратятся. Сенсацией дня было выступление по этому поводу известного английского философа и математика лорда Рассела. Лорд Рассел был известен как убежденный, воинствующий атеист. Когда в 1959 году в Москве был открыт антирелигиозный журнал «Наука и религия», лорд Рассел прислал журналу приветствие. И вот теперь 90-летний старик, который всегда имел славу великого гуманиста, выступает в защиту гонимых религиозных людей в СССР и с протестом против смертных казней.