В поисках Нигера - [56]

А в довершение всего в Гадамесе майора догнало письмо, в котором лорд Батерст сообщал ему (и Уоррингтону) о своем недовольстве превышением сметы экспедиции. Письмо было настолько неприятное, что у Лэнга даже промелькнула мысль — не вернуться ли? Он, конечно, сразу же ее отогнал: слишком сильна была в этом человеке вера в то, что именно ему предстоит решить проблему Нигера, да и самолюбие не позволило бы отдать успех другим — тому же Клаппертону, например. Но зато своему тестю Уоррингтону Лэнг писал, что кажется себе похожим на полководца, одержавшего крупную победу, но вместо награды получившего от начальства выговор, причем выговор не за большие людские потери — они никого не заботят, а за перерасход пороха и снарядов.

Единственным отрадным событием стала состоявшаяся наконец встреча с Хатитой аг Худеном. Лэнг, по-видимому, возлагал на туарегского вождя большие надежды, а Хатита пообещал довести путешественника до места, от которого до Томбукту, по его словам, останется всего двадцать дней пути. Что это было за место, сейчас сказать невозможно, ясно только, что надежды Лэнга и на сей раз не оправдались.

3 ноября экспедиция вышла из Гадамеса. Теперь она двигалась почти прямо на юг. Обстановка впереди была неясной, ходили упорные слухи, будто арабы-шаамба перехватили дорогу. Шейх Бабани, возглавлявший караван, панически боялся и их, и туарегов. Лэнг по его совету сократил число вьюков, чтобы не привлекать чрезмерного внимания кочевников и иметь возможность двигаться быстрее. Из-за страхов, терзавших Бабани, караван шел зигзагами, то удаляясь от главной тропы, то возвращаясь на нее. А бояться были причины: Бабани потратил на закупку товаров, которые можно было выгодно продать в Томбукту, те деньги, на какие он по соглашению с Уоррингтоном должен был нанять конвой для своего каравана. Но Лэнга радовало уже то, что его экспедиция снова двинулась к цели, и, оставляя Гадамес, он радостно писал в Триполи: «Когда вы получите… мои письма, можете считать, что я наверняка уже в этом городе (Томбукту. — Л. К.), и, быть может, уже в феврале я буду на другой стороне этого континента».

13 ноября примерно в двухстах пятидесяти километрах к югу от Гадамеса караван повернул на запад, а 3 декабря благополучно вошел в Айн-Салах, центр области Туат. До Томбукту отсюда оставалось тридцать-сорок дней пути. Здесь уже собирался крупный торговый караван, к которому намерен был присоединиться и шейх Бабани. Рассчитывали, что после недельного отдыха можно будет начать решающий этап путешествия. Лэнг был первым европейцем, которого видели в этих местах, поэтому в первые дни пребывания в оазисе он просто не знал, куда деваться от любопытных, желавших увидеть небывалое чудо — живого христианина. Но настроен он был очень оптимистично: «Я еще не в Томбукту, но постоянно к нему приближаюсь», — бодро писал майор своим друзьям в Лондон. Это письмо вместе с докладом в министерство колоний о плачевном состоянии экспедиционных финансов 7 декабря 1825 года повез из Айн-Салаха в Триполи все тот же Хатита аг Худен.

Но справиться со всеми делами за неделю не удалось. Главное же — на дороге к Томбукту было очень неспокойно. Арабы племени улед-делим разграбили несколько караванов, и купцы просто боялись оставлять гостеприимный и безопасный Айн-Салах. Приходилось ждать, как ни противно это было деятельной натуре Лэнга. Теперь долго не предвиделось оказий в Триполи, и майор по нескольку дней писал одно письмо, так что получался своего рода дневник. 13 декабря он писал Уоррингтону, что человеку, который не обладает первой и важнейшей из добродетелей — терпением, нечего делать в Туате.

Но как ни терпелив был путешественник, а размышления над дальнейшей судьбой экспедиции начинали понемногу приводить его в отчаяние. Лэнгу в Айн-Салахе постепенно становилось ясно, что Бабани его обманул и полагаться на купца нельзя. Денег у майора оставалось совсем мало, будущее было полно опасностей, и, как признался Лэнг в одном из писем, впервые в жизни ему захотелось иметь рядом с собой надежного и близкого человека. Впрочем, веры в успех он не терял и, как и раньше, был убежден, что именно ему, Александру Гордону Лэнгу, суждено судьбой быть первым европейцем, увидевшим Томбукту. Но теперь в письмах-дневниках путешественника враждебность к Клаппертону сменяется надеждой на успех соперника: пусть тот придет к ноли первым, лишь бы цель была достигнута. «Если Клаппертон попадет в Томбукту раньше меня, то есть за те тридцать или пятьдесят дней, которые мне могут для этого потребоваться, — рассуждает Лэнг, — я смогу вернуться в Триполи через Гат. Однако, если с Клаппертоном что-нибудь случится, я, конечно же, продолжу свой путь дальше на юг вдоль Нигера».

Вдобавок Лэнгу пришлось именно в Айн-Салахе неожиданно столкнуться с малоприятными последствиями путешествия своего земляка Парка в 1805–1806 годах. На Лэнга это произвело гнетущее впечатление. Выходя из Айн-Салаха, он писал в Лондон: «Здесь распространился смешной слух, будто я — не кто иной, как Мунго Парк, христианин, принесший войну людям, обитающим по берегам Нигера, убивший некоторых из туарегов и многих ранивший. И хотя с первого взгляда Вы склонны будете отнестись к этой новости с тем же легкомыслием, с каким отнесся и я, и посмеетесь над тем, сколь абсурдна возможность даже на миг поверить такому известию, но когда я Вам сообщу, что здесь есть туарег, получивший мушкетную пулю в щеку при встрече с судном Парка и готовый поклясться, что я — тот самый, кто отдал приказ об этом… Вы так же, как и я, будете об этом сожалеть, каким бы абсурдным и смешным ни казалось это известие в первом приближении. Ибо я не могу без некоторой тревоги не предвидеть тех затруднений, которые могут у меня возникнуть при моих попытках исследований на великой артерии этого неизученного континента».