В поисках Нигера - [12]

Достигнув берегов Фалеме, Хаутон, сам того не предполагая, очутился в самом центре довольно бурных военно-политических событий, отличавших жизнь этой части Западного Судана в те годы. Ко времени, когда путешественник появился здесь, как раз закончился очередной этап расширения пределов государства Бонду на юг и юго-восток: правителю Бамбука пришлось уступить победоносным фульбе все свои владения по левому берегу Фалеме, и альмами Амади Исата перенес свою столицу на вновь приобретенные земли.

Теперь фульбе были хозяевами пути в глубинные районы. И Хаутон, наверно, не был бы Хаутоном (во всяком случае тем Хаутоном, какой известен нам по немногим сохранившимся о нем документам), если бы не «поспешил засвидетельствовать свое уважение победоносному государю», как сказано об этом в протоколах Африканского общества. Само собой разумеется, то свидетельство подкреплялось соответствующим подарком, — и вот здесь-то майор допустил ошибку.

«Дары», поднесенные альмами, были примерно такими же, как и те, что получили от путешественника правители Барры и Вули; оба они вполне удовлетворились размерами подношения. Но у фульбских правителей Бонду аппетиты были побольше — они росли по мере того, как увеличивались владения альмами. И то, что в первых двух столицах «приняли с удовольствием», как писал майор, в ставке Амади Исаты показалось оскорбительно ничтожным. Результаты не замедлили последовать: майора приняли очень холодно, в довольно пренебрежительной манере разрешили оставить подарок и категорически предупредили, чтобы ни под каким видом он не вздумал покидать пограничное селение, в котором остановился. К этому угрожающе добавили, что он-де еще услышит о государе. Долго ждать не пришлось: на следующее утро один из сыновей альмами и сопровождении сильного конвоя появился в доме, где жил Хаутон, и весьма сурово потребовал, чтобы ему показали все привезенные с побережья товары. Когда приказание было выполнено, принц отобрал то, что счел достойным своего внимания, и удалился, оставив майора в изрядном огорчении. Правда, кое-какие вещи гот успел спрятать, но более всего жалел о синем сюртуке, который предназначал для своего торжественного поезда в Томбукту. Сюртук, однако, вызвал интерес у юного принца, и Хаутону пришлось с ним расстаться. Но беда заключалась не столько в исчезновении сюртука, сколько в том, что и без того сильно истощившиеся запасы Хаутона еще больше сократились.

После такого приема ничего не оставалось, как поскорее удалиться за пределы Бонду. Это майор и сделал, отправившись во владения «короля Бамбука»; теперь он шел по территории сегодняшней Республики Мали. Но как-то с самого начала экспедиции Хаутону не везло с проводниками: вот и теперешний его спутник потерял дорогу, и пришлось долго проблуждать по лесам. А дело было в июле, в самый разгар дождливого сезона. И когда путешественник добрался в конце концов до селения Фербанна, где в то время находилась ставка правителя Бамбука, его свалил тяжелый приступ тропической лихорадки. Надо, впрочем, сказать, что в этом не было ничего необычного: ведь речь идет о временах, когда люди еще не имели понятия даже об обычном (с нашей точки зрения) хинине, и смертность среди европейцев на африканском побережье Атлантики была просто ужасающей.

Железное здоровье Хаутона справилось с лихорадкой; к чести майора можно заметить, что он не забыл в своих письмах с глубокой благодарностью отозваться и об африканской семье, которая его выхаживала, когда он лежал в беспамятстве. То, как встретили его в Фербанне, в какой-то степени, видимо, вознаградило Хаутона за неприятности, испытанные в Бонду. Местный государь, так же как и правитель Вули, очень рассчитывал на то, что добрые отношения с англичанами помогут ему удержаться перед натиском опасных соседей на севере и северо-западе. Надо думать, что майор не преминул воспользоваться настроениями своих гостеприимных хозяев: он не только строил планы прямой торговли между Бамбуком и британскими владениями на побережье, но в одном из разговоров с правителем даже «постарался обрисовать королю преимущества содействия англичанам в открытии торговли через его владения с многолюдными городами на берегах Нигера». Хаутон не забывал своей главной задачи, и эти «многолюдные города», о которых он, как и вся Европа, знал только понаслышке, по-прежнему интересовали майора больше всего. К тому же в Бамбуке он мог встретиться с людьми, для которых и Нигер, и Дженне, и Томбукту были привычной реальностью; ведь по мере того как путешественник продвигался на восток, таких людей должно было становиться все больше. Разговоры с ними в Фербанне подтверждали ту удивительную новость, которую Хаутон много раз слышал в Медине: большая река течет с запада на восток. И это только подстегивало нетерпение, с которым Хаутон стремился продолжить свое путешествие.

Дело снова упиралось в попутчика: без него нечего было и думать пускаться в долгую и опасную дорогу. И когда Хаутону предложил доставить его в Томбукту и обратно, в устье Гамбии, какой-то «старый и почтенный», как выразился в своем отчете майор, бамбукский купец, это предложение было принято чуть ли не с восторгом. Условились, что за 125 фунтов, которые купец получит по прибытии Хаутона в первую британскую факторию на Гамбии, он проводит путешественника и обеспечит ему безопасность. Правитель Бамбука одобрил этот план и подарил Хаутону «в знак уважения и в залог будущей дружбы» мешочек с золотым песком. В золото пришлось обратить и те жалкие остатки товаров, которые майор сумел еще сохранить: ему объяснили, что из всех возможных товаров этот — самый удобный и транспортабельный. Двух своих ослов Хаутон отдал за верховую лошадь, и в полном оптимизма письме, написанном 24 июля 1791 года, сообщал руководившим Африканского общества, что готов отправиться из Фербанны дальше, к Нигеру и «Хауса».