В поисках красного - [50]

— Это всё мистификация. Спектакль, разыгранный актерами, которые и не догадываются про свою истинную роль. — Канцлер замолчал и задумался. — А может, и догадываются, но предпочитают молчать. — Он снова залился смехом, в котором проглядывало легкое безумие. — Раньше, ежегодно через церемонию Обретения проходили десятки парней и девушек. Десятки! А сейчас нет ни одного. Это катастрофа! Надеюсь, хоть ты это понимаешь Миго.

— Никто… никто не догадывается? — мэтра Гарено выцеживал из себя слова по капле. Казалось, он не знал, о чем еще спросить.

— Уверен, что покойный император это понял. Не сразу, конечно. Ни кто поначалу на уменьшение числа приобщенных к Дару особо и не обращал внимание. Но потом он просто разложил всё по полочкам. Водилик, думаю, тоже о чем-то догадывается. Даже наш император способен заметить, что количество его обожаемых фиолетовых за последнее время как-то сильно уменьшилось. Ее Милосердие молчит, но, полагаю, она знает. Если не всё, то многое.

— Но Владыки продолжают зачитывать списки!? — мэтр был готов схватиться за последнюю соломинку.

— Я же сказал — это надувательство. Их составляю я, — в голове канцлера ощущалась чудовищная усталость и мрачная безысходность. — Я их подделываю уже несколько лет. С тех пор как заподозрил неладное. И рано или поздно все об этом узнают. И тогда…, - Торберт Лип не договорил, а лишь тяжело вздохнул.

— Но почему? — трагизм и ужас случившегося понемногу стал доходить до Миго Гарено.

— Спрашиваешь почему? — воспаленные глаза канцлера беспорядочно шарили по лицу собеседника. — Почему!? Неужели не догадался? — Он почти кричал. — Мы уничтожили источник красного Дара. Я уничтожил его! Своими руками! Оказалось, что без Младших Владык он просто не работает. А значит, обречен и фиолетовый Дар и зеленый. Они не могут существовать по отдельности. Не могут! — Костяшки сжатых в кулаки ладоней побелели от напряжения. — Порой мне кажется, что Милость Младшего из Альферата уходит насовсем. Вытекает по капле. Люди не могут жить без отваги, жажды борьбы и решимости. В кого тогда мы превратимся?

Торберт Лип сжал руками голову и замолчал. Кровь с порезанной ладони, просачиваясь сквозь тонкую ткань повязки, стекала по руке и тяжелыми каплями падала на ковер. Молчание затягивалось. Мэтр Гарено понял, что встреча закончена. Он почтительно поклонился и медленно направился к дверям. Уже выходя из кабинета, он услышал тихий голос.

— Ты знаешь, что мне сказал император во время нашей последней встречи?

Гарено повернулся и наткнулся на внимательный взгляд. Он напрягся. Вопрос застал его врасплох.

— Что мне прошептал старый хитрец перед смертью? — Канцлер откинулся на кресле и перевел взгляд на пылавший камин. Огненные блики отражались в его глазах.

— Он сказал, что не всё еще потеряно.

Глава 16

1328 г. от Прихода Триединых Вилладун. Обитель Ордена Милосердия

«И разделил Неназываемый Себя на четыре части и даровал Он Первой Мудрость…».

Книга Прихода

— Ты где, постреленыш? Эдмунд! Эдмунд Ойкент! Несносный мальчишка! — Раскатистый голос матери-экономки разносился по всей территории крошечной обители Ордена Милосердия, перекрывая шум дождя, который на глазах, стремительно превращался в безостановочный, столь частый для ранней весны ливень. И вновь пронзительное, набиравшее силу:

— Эээдмууунд!!!

Между тем виновник назревавшего, нешуточного скандала, сидел на раскидистой, старой яблоне, что стояла в самой глубине фруктового сада. Столетние деревья росли на небольшой территории, примыкавшей к речной террасе, и служили не только приятной возможность разнообразить привычный рацион для воспитанников, но и популярным убежищем, в котором они скрывались от наставников и друг друга. Долговязый подросток, с тонким, скуластым лицом, задумчиво жевал травинку, прикидывая различные варианты своего ближайшего будущего. Слезать с насиженной яблоневой ветки, прикрывавшей угловатое тело густой листвой, откровенно не хотелось. Вместе с тем, было ясно, что на этот раз простым выговором ему не отделаться. И, что самое печальное, наказание представлялось неотвратимым. Это необыкновенно огорчало и тревожило одновременно. Планов на вечер было много, но теперь они все были под угрозой. От Хилды-Драконихи так просто не отделаться. Эдмунд не сомневался, что скоро его найдут. Это был лишь вопрос времени. Сестра-экономка почти всегда его находила, вытаскивала из самых укромных, потаенных местечек, про которые ни кто в обители не мог знать. По крайней мере, так ему казалось. Однако стоило ей начать поиски и вскоре, натруженная, мозолистая рука вцеплялась в непослушные мальчишеские кудри и волокла в темный провал деревянного сарая, служившего не только местом хранения самого разного ненужного хлама, но и его, Эдмунда персональной тюрьмой. Паренек почесал длинный нос и вновь задумался. Сегодня была надежда на дождь. Кроме того, быстро вечерело. Это означало, что брат Раббан, по-видимому, уже закрыл ворота обители. Тогда надежда, конечно, есть. Через пару часков, когда все рассосется, он сам спустится с дерева и проберется в спальный флигель. Утром же можно снова удрать или придти к отцу-настоятелю с повинной. В любом случае за прошедшее время многое забудется, сестра Хидла успокоится, и головомойка будет как минимум приемлемой. Был вариант и с немедленной сдачей, так как надвигавшийся ливень грозил вымочить его до нитки. Не слишком густая молодая листва едва ли служила надежным укрытием от дождя. Стоило учитывать и время года, которое обещало весьма холодный душ. Между тем студеную воду Эдмунд не любил, тем более, когда невольную ванну приходилось принимать полностью одетым. Подумав минуту, он согласился с грустной мыслью о добровольной сдаче, однако этот, безусловно, благородный порыв, был самым неожиданным образом пресечен самой сестрой-экономкой, которая внезапно престала призывать на его голову все кары небесные. Осторожно выглянув из своего, как ему представлялось, абсолютно неприметного укрытия Эдмунд увидел своего преследователя, стоявшую около дерева и с нескрываемой яростью уставившуюся на него в упор. А потом раздался тихий, полный невысказанного гнева шепот: