В поисках красного - [2]

— Проклятый Гарено. — Хриплый шепот вспугнул тощую крысу, которая плотоядно принюхиваясь к рвотным массам, готовилась схватить и съесть то, что человеческий желудок недавно отторгнул. — Безродная мразь, канцлерская шавка! — Крыса испуганно вздрогнула, словно ощутив клокочущую в голосе изнуренного человека ненависть, и быстро засеменила в угол камеры, решив переждать в безопасности очередной приступ ярости беспокойного соседа.

Выпустив пар, мужчина замолчал, вспоминая чудовищную боль в теле, распятом на пыточном столе. Наблюдавший за допросами советник канцлера мэтр Гарено был мастером своего дела, регулярно давая указания палачу где и как усилить и без того нестерпимую боль. Именно он в нужный момент прекращал пытку, звериным чутьем улавливая тот критический момент, когда истерзанное сознание не выдержит и упадет в долгожданное забытье. Но главное, он умел обмануть измученных страшной болью узников несбыточной надеждой, мнимой возможностью если не спасения, то хотя бы отсрочки чудовищных страданий и мучительной казни. Вот и на этот раз. Дал отдохнуть, подкормил, подлечил, тут и легко сорваться, выложить все. Впрочем, те, кто его допрашивали и так все знали, или практически все. Мужчина поморщился. Боль нарастала, вонзаясь раскаленными иглами в каждый уголок истерзанного тела. Но и его умение терпеть страдания и боль было велико. Такова была его природа. Он закрыл глаза и произнес тысячекратно повторенный, впечатавшийся глубоко в сознание девиз своего Братства.

— Пусть смерть моя близка. Я смело к ней иду, спасая жизнь и свет. — Привычные слова принесли облегчение, не избавив от боли, но укрепив на мгновение пошатнувшуюся решимость ее преодолеть.

В дверном замке заскрежетал ключ и в камере сразу стало тесно. Мужчина не пошевелился, лишь лениво скользнул взглядом, по набившейся в каменную клетку толпе. Стражников было не меньше двух десятков. Половина из них держала наготове натянутые арбалеты. Его постоянно усиленно охраняли, и даже истерзанного, искалеченного пыткой, закованного в тяжелые цепи, волокли на очередной допрос не менее дюжины человек. Сейчас узник неожиданно ощутил чувство гордости за этот страх. Его всегда боялись, опасаясь вспыльчивого характера, страшась небывалого воинского искусства, трепеща перед дарованным Триедиными могуществом. Теперь же он ввергнут в прах. Почему, за что? Неужели гордыня погубила его и Братство?! Но разве желание спасти свою страну, очистить столицу от выскочек и непомерных честолюбцев, ведущих империю в пропасть, неужели это тоже проявление гордыни? За последнее время он сотни раз задавал себе этот вопрос, и не находил ответа.

Вошедшая в камеру толпа тревожно сгрудилась у входа, будто споткнувшись о его взгляд, тяжелый и полный ненависти. Попятилась, но не от страха, а чтобы плотнее окружить ту важную особу в красном плаще с синей каймой, которую он, если бы не был так беспомощен и слаб, убил бы мучительно и жестоко. Боязни в этих хмурых людях не чувствовалось. Напротив, руки решительно сжимали рукояти мечей и древка алебард. Глаза не бегали, а смотрели решительно и прямо. Мужчина зажмурился. Привычная, дававшая ему силы, питавшая мужество ярость нарастала. «Нужно успокоится. Еще не время». Он открыл глаза и вгляделся в знакомые лица стражников. За прошедшие два месяца он узнал многих, если не всех. К нему в камеру всегда присылали самых лучших. Все, разумеется, Стражи. Конечно, их Патроном был не он. Его ублюдочный племянничек постарался, оградить свой ненаглядный Союз от влияния Младших Владык. Мужчина с ненавистью взглянул на красного плаща и его сопровождение. Они забыли, что их Дар был порожден его кровью. «Предатели. Подлое семя». Бешенная ярость захлестывала сознание, вымывая последние остатки благоразумия. «Нужно потерпеть, недолго осталось». Человек сжал пальцами звенья цепи, прикрывая усталые веки.

— Вы останетесь живы. — Знакомый, шелестящий голос, просачивался сквозь закованную в кольчуги толпу, вновь разжигая едва притихший гнев. — Будете жить, несмотря на мои возражения. И не только мои. Но Матриарх умоляла Императора сохранить Вашу жизнь. Немало высоких лордов её поддержали. В конце концов, Его Величие решил Вас пощадить. Но Ваше наказание будет суровым, ибо предательство и крамолу нужно искоренить навсегда.

Мужчина вновь попытался привстать. Разлепив спекшиеся губы, он прохрипел:

— Не тебе говорить об этом негодяй. Ты грязный, подлый… — Его сухо прервали.

— Будь моя воля, — глаза его собеседника хищно блеснули, — отсюда Вы бы отправились только на эшафот. На последнем заседании Имперского Совета я настаивал на Вашей публичной казни. Вы слышите? Как и подобает мятежнику.

Сломанные в правом боку ребра нестерпимо болели. Мужчина прислонился к холодной, каменной стене. Говорить сил не было.

— Цена. Какова цена этого прощения? Моего и…

Узника вновь перебили.

— О нём не беспокойтесь. Он скоро окажется там же где и Вы. Его пощадили по той же причине, что и Вас…, к сожалению. — Красный плащ прищурился. — Почему Вы решили, что прощены? — Раздался сухой смешок. — Поверьте, Вы еще пожалеете о проявленном императором снисхождении.