В поисках императора - [5]

Все это казалось совершенно невероятным, но князь почувствовал смутное беспокойство. Он изъявил желание лично поговорить с еврейскими торговцами и показать этим грязным людишкам, чья власть в России.

Но те уже исчезли, словно никогда и не появлялись.

– Может, они вашим солдатам во сне привиделись? – спросил князь капитана Кареля, который явился к нему с докладом.

С того дня по полку начала расползаться нервная лихорадка. Многим она не давала уснуть длинными зимними ночами, когда утро все не наступало, а наступив, ничем не отличалось от ночи. Весны ждали как чуда, как освобождения, как подарка.

А зима не кончалась, и ночи не укорачивались. Уже много лет в этих местах не было такой холодной и снежной зимы, с морозами которой не сравниться даже холодам в год японской войны. Вокруг лежали бесконечные пространства без единого признака жилья, и не было никакой возможности понять точно, где же находится полк, помнилось только, что последние городские квартиры он оставил в ноябре.

Как это возможно держать здесь целый полк без единого указания, что делать дальше? Командующий решил сначала выслать на северо-запад десант, но потом передумал: двигаться в путь надо всем вместе. Ему так нужна связь с верховным командованием, чтобы вернуться в зону военных действий на западе, туда, где и должен находиться Преображенский.

А по лагерю продолжали ползти слухи, в которых каждый день появлялись новые подробности. Казалось, торговцы не исчезли, а продолжали нашептывать свое дни и ночи: царь на фронте и отрекся, царицу держат во дворце, как в тюрьме, а в самой столице восставшие части бьются с частями, верными царю. Кто-то даже говорил, что там провозгласили республику.

Это странное, подвешенное состояние не могло более продолжаться. Нужно было что-то делать, но что?

Та к начался этот поход, которому суждено было продлиться почти год.

– Пусть солдаты думают, что нам предписано двигаться в новом направлении с важнейшей стратегической целью. Нужно почаще напоминать им об их верности государю и солдатской чести, и прекратить наконец, слышите, прекратить эти деморализующие слухи! Я на вас рассчитываю, господа офицеры! Попробуем добраться до какого-нибудь города, откуда можно телеграфировать в Петроград. Нам всем ясно, что погода не благоприятствует маршу, но мы не можем находиться здесь вечно. Там льется кровь, там воюют и умирают. Царь не может обойтись без Преображенского полка, а мы – без его приказов. Я напоминаю вам о присяге в вечной верности, которую мы принесли священной персоне императора. Есть вопросы, господа?

– Есть, господин полковник. Сниматься с лагеря в такое время года – разве это не значит погубить людей, еще не добравшись до поля боя? – слово взял было командир второго батальона, полковник, который на штабных заседаниях всегда отмалчивался.

– Поле боя бывает разное, полковник, – ответил князь Ипсиланти. – Лично я полагаю, что погибнуть, выполняя присягу нашему государю – это смерть не менее почетная, чем в стычках с турками. Еще вопросы, господа? Прекрасно. Старший адъютант, сообщите штабу все детали. Мы отбываем сегодня в три часа пополудни. Боже, храни царя!

– Боже, храни царя! – эхом откликнулись офицеры.

В три часа дня полк снялся с лагеря.

Все были убеждены, что держат путь на северо-запад, через Урал, чтобы вернуться в Европу. Но по мере того как они шли, реки и озера, горы и холмы, указанные на карте, исчезали, уступая место бесконечной равнине, покрытой снегом и льдом, безжизненной и безлюдной. «Куда ведет нас этот безумец? Кто выступает походом зимой?» – эти вопросы задавал себе каждый, и чувство протеста все глубже пускало корни в душах офицеров и солдат.

Военврачи, следовавшие за полком в обозе, отмечали первые обморожения, конечности приходилось ампутировать, и были уже случаи со смертельным исходом.

На штабных заседаниях командиры подразделений докладывали князю Ипсиланти, что брожение в частях растет:

– И не потому, что мы двинулись в путь, господин полковник, а потому, что мы не знаем, куда идем. Вчера мой ординарец слышал, как капралы шептались о заговорщиках из какого-то взвода, которые готовят побег.

– Побег? Отсюда? Может, они шутили?

– Господин полковник, припасы заканчиваются, а обозным интендантам рты не заткнешь. А лошади? Нам пришлось пристрелить полсотни, когда началась эпидемия, и их даже нельзя было съесть.

– Побег? И куда же им вздумалось бежать? – князь никак не мог прийти в себя, столь безумной казалось ему подобная мысль. – Господа, я прошу вас поддерживать идеальную дисциплину. Те х, кто не хочет подчиняться, мы будем принуждать силой и наказывать. Если нужно, дезертиров и смутьянов будем расстреливать по законам военного времени. Мы на войне, господа.

Так, с большими потерями, но без остановок, Преображенский продолжал свой поход. В тех немногих селениях, которые встретились им на пути, никто не смог сообщить князю Ипсиланти, что же происходит в столице и на фронте, а разговоры о побеге, как и предполагал князь, прекратились сами собой – в какую сторону ни беги, дальше своей смерти не уйдешь. Запасы уменьшались, будто улетучивались, лошади и люди начали голодать.