В поисках единорога - [23]

Дело было сделано, и мы вернулись в Мамунию, где, как оказалось, царило мирное и веселое настроение, так как за время нашего отсутствия в караван-сарай привезли хлеб и вяленую баранину — подарки от Мирамамолина дорогим гостям. Всех весьма обрадовала его любезность, хотя многие и тосковали по вину, коего в городе вообще не было, потому что оно строго-настрого запрещено магометанским законом. Так или иначе, я созвал наш отряд во двор и вместе с Андресом де Премио, которого еще на корабле тайно просветил относительно истинной цели путешествия, объявил, что едем мы не девицу обрученную замуж выдавать, но охотиться на единорога в земле чернокожих. Арбалетчики, уже предвкушавшие возвращение в Кастилию, были потрясены и раздосадованы; они подняли неимоверный гвалт, обсуждая между собой новость, и стали собираться в группки, каждый со своими приятелями и земляками, как у них заведено. Некоторые размахивали руками и топали ногами, словно одержимые. Громче всех, конечно, вопил Педро Мартинес по кличке Резаный: дескать, нас подло обманули и не станем же мы терпеть подобное вероломство. Я поднял вверх обе руки и, когда они мало-помалу угомонились, сказал, что выполнение этой задачи чрезвычайно важно для повелителя нашего короля, за которого мы жизнь положить обязаны, и пообещал бесчисленные милости, дары и привилегии по возвращении, а также двойную плату за службу, отчего многие прикусили язык, а кое-кто и вовсе успокоился. Закончив речь, я отправил их в город погулять, на людей посмотреть и сходить к блудницам, чтобы выпустить пар. Все получили свободное время, кроме пяти человек, назначенных охранять скарб, продовольствие и женщин до возвращения товарищей. Манолито де Вальядолид раздал жалованье, и солдаты радостно помчались его проматывать. А я тем временем устроил совещание с фраем Жорди, Андресом и Манолито в дальних комнатах караван-сарая, где никто не мог нас подслушать. Вместе мы думали, как быть дальше, и сошлись во мнении, что арбалетчики, не ровен час, взбунтуются, если узнают, что им предстоит углубиться в негритянские земли, куда не ступала нога белого человека и где, по слухам, водятся демоны, страшные чудища и ядовитые змеи. Поэтому мы единодушно решили, что, дабы поумерить подобные страхи, следует пустить слух об изобилии золота и драгоценных камней в тех местах, куда мы направляемся, — что, по нашему убеждению, было чистой правдой, — и тогда свойственная простолюдинам алчность взбодрит их дух и поможет преодолеть тяжкие испытания, ожидающие нас впереди.

В предобеденный час того же дня нас посетил везир Мирамамолина с большой охраной и пышной свитой. Сопровождающие остались ждать снаружи, а везир заперся со мной для беседы с глазу на глаз. Поскольку мы не сможем отбыть в страну негров раньше чем через два месяца, сказал он, Мирамамолин передает нам свое предложение. Правитель хотел бы покамест одолжить моих арбалетчиков, чтобы те до отъезда послужили ему, а уж он заплатит им вдвое против их жалованья, да и мне перепадет немалая доля, и все будут щедро награждены и осыпаны милостями; кроме того, в мое распоряжение будет предоставлен красивый дом, чтобы коротать ожидание. На это я не ответил ни „да“, ни „нет“, а попросил времени на размышление. Везир обещал прислать вечером гонца за ответом. Не успел он убраться восвояси, как заявился ко мне еще один знатный мавр, тоже бывший утром у Мирамамолина. Он сообщил, что зовут его Абулькасим и что он знает о моем разговоре с везиром, однако предлагает мне еще вдвое больше денег, и даров, и милостей за осуществление другого плана: я соглашаюсь выступить против врагов Мирамамолина, которые собираются через две недели напасть на город, но в самый разгар битвы внезапно перехожу на сторону противника, известного под прозвищем Рыжий. Ну а я знал, что подобные коварные интриги и вероломство — обычное дело для мавров, ведь они, как я уже говорил, таковы от природы: не успеют заключить союз, как тут же его нарушают, с легкостью предают друг друга и вмиг переходят от горячей любви к лютой ненависти. Тем не менее я из осторожности не ответил ни „да“ ни „нет“, а сказал, что надо подумать, и Абулькасим попрощался, пообещав прислать к вечеру слугу, дабы узнать мой ответ, и слуге этому дать с собой золотую кастильскую доблу[13] в качестве опознавательного знака. С тем и ушел.

Пребывая в растерянности, я вновь устроил совет, чтобы определиться с дальнейшими действиями. После всестороннего обсуждения мы договорились, что не станем ничего отвечать ни везиру, ни Абулькасиму, пока не разберемся толком, что к чему у этих мавров, какие поступки лучше послужат нашей выгоде и принесут наименьший вред. При дворе Мирамамолина мы видели нескольких христиан, не то генуэзцев, не то венецианцев, — вероятно, они представляли здесь интересы иноземных купцов. Вот их-то мы и вознамерились отыскать и расспросить о мавританских делах, будучи уверены, что они наделят нас добрыми советами и выведут из потемок, в коих мы блуждаем, — они же хоть и торговые люди, но все-таки христиане и Бога боятся. Кроме того, мы решили искать проводников, пусть даже и тайком от Мирамамолина, а также опытных следопытов и людей, знающих дороги через пустыню. Дело повелителя нашего короля отлагательств не терпело и требовало, чтобы мы продолжили путь поскорее, не дожидаясь никакого каравана. Андрес де Премио вообще высказал догадку, что эту двухмесячную проволочку мавры просто выдумали ради того, чтобы пополнить свое войско нашими солдатами, — ведь им явно позарез нужны хорошие стрелки.