В поисках Дильмуна - [6]

— А давайте-ка снарядим экспедицию на Бахрейн!

С тех пор прошло полтора года, ибо организовать экспедицию совсем не легко. Пожалуй, здесь стоит объяснить, что Доисторический музей в Орхусе не назовешь богатым учреждением. За два года до описываемых событий он был лишь маленьким уютным провинциальным музеем, делами которого в свободное время управлял заведующий городской библиотекой, а дежурила в нем почтенная седовласая дама, впускавшая посетителей, только когда они звонили в дверь. Музей располагал недурным собранием картин датских живописцев XIX в.; в трех комнатах помещались стеклянные витрины, полные собранных в округе кремневых топоров и гончарных изделий железного века. В 1959 г. новый Орхусский университет учредил кафедру археологии и избрал П. В. ее руководителем. А поскольку было известно, что П. В. не любитель чисто академических исследований и преподавания, в его ведение отдали музей, чтобы он превратил его в исследовательское учреждение, и даже наскребли денег, позволивших П. В. взять с собой из Национального музея молодого талантливого специалиста по раскопкам и весьма деятельного хранителя. Но не больше. Два других сотрудника музея, в том числе и я, были сверхштатными, и жалованье нам платили (если вообще платили) из с трудом выколачиваемых скудных ассигнований научных и литературных фондов на отдельные раскопки и на перевод книг и статей.

Мысль о том, чтобы Доисторический музей с его мизерными средствами включился в раскопки на Востоке, иначе говоря, вторгся в сферу, до той поры резервированную лишь для учреждений такого масштаба, как нью-йоркский Метрополитен-музей, Британский музей, Лувр, берлинские государственные музеи и наиболее богатые университеты США, выглядела совершенно нелепо и чрезвычайно заманчиво. Я послал сэру Чарлзу Белгрэйву письмо, в котором спрашивал, может ли бахрейнское правительство дать согласие. Он ответил, что обсудил этот вопрос с шейхом Сульманом и тот воспринял нашу идею восторженно.

С тех пор прошло больше года, и шейх Сульман начал проявлять нетерпение. Я был вынужден написать сэру Чарлзу, что первое ходатайство, направленное нами в Научный фонд, было отложено в долгий ящик «из-за отсутствия у правительства средств». Далее, год спустя, нас известили, что, если мы запросим столько же денег, новое ходатайство тоже будет отклонено; другое дело, если мы попросим меньшую сумму. Серьезное препятствие, ведь в первый-то раз мы после самых тщательных подсчетов запросили предельный минимум, необходимый для работы на Бахрейне экспедиции в составе двух человек.

Не видя выхода, я снова написал сэру Чарлзу Белгрэйву, обрисовал наше положение и спросил, не согласится ли Его Величество участвовать в финансировании экспедиции.

Здесь следует объяснить читателю, сколь неслыханным было такое предложение. Ближневосточные правительства никогда не выделяют средств иностранным экспедициям, работающим в их странах. Напротив, уже много лет действует правило, по которому эти экспедиции сами покрывают все свои расходы и сверх того платят жалованье назначенным местными властями инспекторам, а после раскопок передают данному правительству все находки плюс копии своих записей, зарисовок и фотографий. Не такой уж это неразумный порядок, как может показаться. Страны, на землях которых сложились великие цивилизации древности, отлично знают, что их лучшие древние памятники и самые великолепные сокровища украшают музеи Западной Европы и Соединенных Штатов Америки.

Полтора века назад, когда видные европейские археологи-любители Э. Ботта и Г. Лэйярд вкупе с «ученой гвардией» Наполеона открывали, по-видимому, неистощимые кладези каменных изваяний в Месопотамии и Египте, не представлялось неэтичным увозить с собой найденные сокровища. И йотом, когда более близкие к науке экспедиции Леонарда Вулли, Флиндерса Петри, Уоллиса Баджа, Роберта Колдевя и Вальтера Андре раскапывали Ур и Абидос, Вавилон и Ниневию, правительства стран Ближнего Востока прекрасно понимали, что от этих западных экспертов зависит пополнение их новых национальных музеев. Так утвердился принцип равного дележа найденных предметов. Однако в последнее время положение изменилось. Появились крупные иракские и египетские, сирийские и ливанские, турецкие и палестинские археологи, и теперь ближневосточные страны располагают хорошо оснащенными организациями, опытные сотрудники которых способны производить сложнейшие и масштабные раскопки на своих территориях. Если западные археологи работают в этих странах, то лишь в собственных интересах; ни о каком одолжении с их стороны не может быть речи. А потому только логично, что обнаруженные национальные сокровища остаются в стране, которой они принадлежат, и столь же логично, что гости сами платят за намеченные ими работы. Как правило, им разрешают увозить в свои музеи значительную часть находок, если речь идет не об уникальных предметах. Но никогда они не получали ассигнований на свои исследования от стран, где производили раскопки.

Вот почему мы с П. В. долго колебались, прежде чем решили просить правителя Бахрейна о финансовой поддержке. И с великой благодарностью восприняли ответ, в котором экспедиции было обещано три тысячи долларов при условии, что половина найденных предметов останется собственностью бахрейнского правительства. Когда несколько позже нефтяная компания, обладающая концессией на Бахрейне, также выделила нам средства, а датский Научный фонд наконец положительно отнесся к нашему новому ходатайству, Датская археологическая экспедиция в Бахрейн стала реальностью.