В поисках четвертого Рима. Российские дебаты о переносе столицы - [15]

Опросы также показали, что москвичам часто приписывается целый набор порочных моральных качеств, в особенности снобизм, алчность и заносчивость. В связи с этим интересно отметить, что, согласно исследованию Института социологии, доля «столбовых москвичей», то есть москвичей, родившихся в Москве, в нулевые годы не превышала 50 % от общего состава московского населения [Дробижева, 2006].

Примечательно, что москвоборчество и неприятие диктата центра оказалось более артикулированным в некоторых этнически русских регионах, а не в этнических автономиях. «Москвоборческие» настроения сильнее проявляются в портовых городах России, отчасти интегрированных в транснациональные экономики своих регионов (Калининград, Владивосток, Мурманск, Астрахань). Уровень враждебности по отношению к Москве, не обязательно зависит от близости региона к столице или от его богатства, часто как раз наиболее бедными российскими областями являются те, которые непосредственно примыкают к Москве, вероятно, это свидетельство того, что лучшие кадры вымываются из близлежащих областей гравитационной силой московской экономики[10].

Паразитический характер Москвы, конечно, часто преувеличивается, что отчасти связано с предрассудками индустриальной системы хозяйства, в результате в разряд паразитических несправедливо попадают финансовые и непроизводственные сектора экономики, сконцентрированные в главном городе. Справедливости ради следует отметить, что среди источников дохода московского бюджета заметное место занимает промышленность. В отличие от Лондона и Парижа, откуда практически полностью выведено индустриальное производство, промышленность в Москве составляет приблизительно 15 % ВРП города. В антимосковских настроениях также часто присутствует сильная мировоззренческая и политическая составляющая – крайний антилиберализм, антизападничество и иногда – ксенофобия. В этих представлениях власть Москвы мистифицируется в качестве западной космополитической власти, представляющей западный компрадорский капитализм.

Безусловно, паразитизм Москвы, также не связан с личным паразитизмом москвичей. Это структурно-позиционный паразитизм системы распределения: внутри паразитической системы главный город страны не может не быть паразитическим. Негативный образ главного города провоцируется гиперцентрализованной системой управления, демонстративным потреблением российских элит, – кощунственным на фоне скудной экономики большинства российских регионов, – колоссальными региональными диспропорциями в уровне богатства, привилегированным доступом жителей столицы к национальным ресурсам государства. Кроме того, высокие, часто монопольные, цены на внутренние перевозки создают ситуацию, в которой для многих граждан путешествие в столицу своей страны оказывается невозможным. Именно этими факторами, на взгляд автора, прежде всего определяется возникновение образа отчужденной паразитической столицы.

12. Москва, Лондон, Париж, Токио: сравнение в цифрах

Некоторые российские и зарубежные ученые и журналисты полагают, что уровень концентрации функций в Москве сопоставим со столицами нескольких европейских централизованных государств. Они также указывают на то, что в других крупных развивающихся странах высокие темпы экономического роста и инновационный потенциал центра часто сопряжены с высоким уровнем регионального неравенства. Применение закона Парето к урбанистической системе как будто тоже свидетельствует о том, что российская ситуация не слишком отклоняется от эмпирического закона, обнаруженного во множестве экономических и социальных систем (20 % агентов рынка – людей, корпораций, экономических зон – контролируют 80 % богатств).

Действительно в большинстве относительно крупных развитых стран столицы по-прежнему закреплены в старых густонаселенных исторических центрах (Лондон, Париж или Токио), в которых сосредоточено около 20 % ВНП этих стран. Можно согласиться с тем, что некоторые экономические привилегии столиц, как мы видели в первой части работы, являются достаточно универсальным явлением, становясь предметом критики и широкого недовольства и в других странах [Vedder, 1996; Zimmerman, 2010].

Тем не менее, на взгляд автора, существует множество важных и релевантных различий между Москвой и этими крупными центрами развитых стран Европы и Азии, не всегда принимаемые во внимание учеными и журналистами. Количественные выражения этих различий как раз и указывают на иное качество российской ситуации.

Для сравнения мы воспользуемся, главным образом, примерами трех наиболее централизованных стран и их трех столиц, – Лондона, Парижа и Токио. В некоторых случаях будут также приводиться данные других европейских столиц, релевантные в данном контексте. Я постараюсь показать, что рассматриваемые столицы, во-первых, не концентрируют в себе сопоставимые с Россией обьемы функций и привилегий и, во-вторых, не могут служить референтными городами для сопоставления с Москвой.

Итак, попробуем взглянуть на ситуацию с цифрами в руках и сопоставить Москву с этими столицами по нескольким ключевым показателям централизованности и способности справляться с проблемами концентрации. Хотя данный анализ не претендует на особую систематичность и носит несколько фрагментарный характер, он, на мой взгляд, указывает на ряд фундаментальных качественных различий в степени централизации и на уникальность российской ситуации.