В поисках Человека - [143]

Снаружи небо необыкновенно красивого сине-зеленого цвета сменило картину разрушений, нанесенных падением Корабля, обугленных деревьев и развороченной земли. Плавтина заметила нагромождение металла, аномалию, заслонившую горизонт выше любой горы: корабль Лакия. На матовой, почти плоской вершине лежали остатки льда, крошечные белые осколки под совершенным солнцем, словно таинственная планета уже начала долгую работу по ассимиляции инородных тел. А потом шаттл резко сменил курс, и тревожащее зрелище – разбившийся Корабль – исчезло из виду. Осталось лишь одинокое небо.

Вокруг нее одни эпибаты нетерпеливо ерзали, другие спали, свернувшись в креслах. В кабине пахло псиной, сталью и кремнем, с помощью которого некоторые людопсы точили оружие, терпеливо проводя им по лезвию туда и обратно. Отон предупредил их, что передовое оружие будет бесполезно из-за нанотехнологического облака, и Эврибиад пошел облачаться в доспехи – странное зрелище на борту шаттла. Плавтина улыбнулась ближнему из соседей, жуткому Аристиду, занявшему ряд кресел по другую сторону от центрального прохода. Он оскалился всеми зубами, изображая дружескую ухмылку, еще более напряженную, чем обычно. Они готовились к худшему.

Почему она не поступила, как Аттик с Рутилием? Она тоже могла бы дезертировать. Но ей это и в голову не пришло, хотя в мыслях у нее все было по-прежнему. Они устремлялись к собственной погибели, и у нее в запасе не осталось козырей, чтобы остановить Отона в его безумии. Могла ли она как-то на него повлиять? Его упрямство, нежелание считаться с опасностью, презрение к идущим от нее предостережениям – все не оттого ли, что она его оттолкнула? Как и у Отона, у Плавтины не было ни пространства для маневра, ни друзей, ни союзников. Они шли к катастрофе в одиночестве, каждый своим путем, параллельно и синхронно. Плавтина потерпела полный крах. Она слишком поздно все поняла.

И все же она шла вперед. По воле Уз? Возможно ли, что ее собственная программа играет с ней – та же, что питает мечты о славе проконсула?

На секунду Плавтине захотелось встать и пойти поговорить с ним, приблизиться к нему, по меньшей мере ощутить его присутствие. Возродить дружбу, которую сама она даже не разделяла и которую Отон когда-то завязал с другой Плавтиной.

Это ничего не даст. Ничто не изменит конец этой истории. Никакого пространства для маневра для Плавтины, второстепенного персонажа, чья роль была написана много веков назад гениальным автором, придумавшим потрясающий заговор. События цеплялись друг за друга, словно шестеренки хорошо смазанного мотора. Ни простоев, ни случайностей, ведь случайность – лишь плод воображения, временное признание собственного невежества.

Повсеместное присутствие вокруг нанотехнологий было последним звеном в логической цепочке, нужным Плавтине, чтобы утвердиться в знании, которое в нее вселили сны. Ее создали, чтобы она отправилась к виновнику Гекатомбы, запертому в криокамере уже две тысячи лет, точно, как он и предвидел. Интеллекты подчинятся этому существу, кем бы оно ни было, и станут сражаться за него.

Снаружи быстро проплывали облака, словно легкие, вытянутые и полупрозрачные покрывала. Шаттл ускорялся. Плавтину все сильнее вжимало в кресло, и ей казалось, будто что-то давит ей на грудь и на затылок. Потом раздался удар – они преодолели звуковой барьер в чистом небе безымянной планеты.

* * *

Отон дождался, пока закончится этап разгона, прежде чем покинуть кабину пилота. Фотида начинила воздух на их пути ловушками и противоракетными установками. Отон в любом случае сомневался, что они подвергаются какой-либо опасности: варвары наверняка сделали те же выводы, что и он, и прекратили использовать наступательные технологии.

Так что он оставил Эврибиада одного разбираться с ноэмом-пилотом и ушел на корму. Они не обменялись ни единым словом с самого взлета. Людопес злился на него, еще сильнее, чем Фотида. Не только потому, что из-за Отона им снова пришлось расстаться. Кибернет был беззаветно верен Плавтине, хотя она ничего по-настоящему для него не сделала. Иррациональная преданность объяснялась его генетической наследственностью: Плавтина походила на человека. В глубине собачьей психики что-то побуждало его относиться к подобному существу, как к доминанту стаи. Интеллект Фотиды приглушал инстинкт – проконсул не зря на это рассчитывал и получил желаемое.

Почти получил. В конце концов, вспомнил Отон, стиснув зубы, он утратил преданность Аттика и Рутилия. Он остановился в конце коридора ровно в тот момент, когда уже почти открыл дверь, ведущую в общую каюту, и опустил руку на кнопку. Через тонкую перегородку до него доносилось тихое жужжание разговора. Его вдруг одолело сомнение, необъяснимый страх. Не перед эпибатами, но перед Плавтиной.

Властитель и властительница мира – вот кем они могли бы стать, когда в конце пути их ждал Человек: если бы они им завладели, это обеспечило бы им безграничную власть над Урбсом. Отон чувствовал ее силу, таившийся в ней странный и необъятный потенциал. Плавтина же отказалась от всякого союза. Между автоматом и живой девушкой с горячей, трепещущей кожей лежала пропасть.