В поисках божественной обители - [64]

И хотя мы не собираемся оживлять старые мифы и не стремимся искусственно надувать сморщенные оболочки образов, однако их следует проверить, ибо каждый из них воплощает некий вневременной вопрос, некую типичную для человека ситуацию. Очень полезно читать старые мифы, наблюдая за своими чувствами. Одни мифологические образы оставляют нас равнодушными, а другие оживляют что-то внутри нас. Если такой резонанс достигается, мы можем быть совершенно уверены, что миф затронул в нас что-то очень индивидуальное. Йейтс однажды написал: он сшил себе пальто, чтобы носить его в наше бурное время, и это пальто было собрано из мифологических лоскутов. Конечно, поэт имел в виду, что он перечитывал старинные истории и складывал вместе их резонирующие части, которые сослужили ему добрую службу в безвременье, когда исчезли боги. Джеймс Хиллман задал прямой вопрос:

«Вспомните, что говорили древние греки о том, как строго их боги спрашивали с них, за исключением, пожалуй, только крови. Об этом не следует забывать – наоборот, это нужно держать в голове, вспоминая как психологические факты…

Реальность [богов] никогда не исчезнет, пока о них будут помнить, то есть держать их в голове. Именно так они продолжают жить»[179].

Точно так же и мы призваны заново считывать окружающий нас мир; а это включает в себя ежедневный танец образов, порожденный газетами, телевидением и поп-культурой. Боги никогда не исчезают. Рильке писал:

О, боги, боги!

Те, что так часто бывали, и те,

Которые все еще спят в том, что нас окружает…

Боги, пусть снова для вас наступит рассвет[180].

Начиняя заново считывать окружающий мир, мы видим духовные потоки буквально во всем, что нас окружает, даже в самых банальных вещах. Это энергии, которые, поднимаясь из глубин, приводят в движение и искажают нашу культуру. Зная юнгианский принцип компенсации, мы можем видеть в патологических проявлениях своего времени (и индивидуальных, и коллективных) внешнюю компенсацию внутренней травмы. Это дает нам возможность не осуждать своих уязвленных современников, а понимать их. И оказывается, что мир очень богат. Об этом говорится в старом изречении Каббалы: «Это другой мир, и это он».

И, наконец, нам следует осознать, что бремя смысла действительно ляжет на наши плечи. Очевидно, нам оно покажется очень тяжелым. Нам следует принять тот факт, что нет родителей, которые указали бы нам путь, нет гуру и идеологии, спасающей нас от сложности и неоднозначности жизни. Уровень нашего индивидуального развития зависит от двух факторов: от нашего желания принять на себя ответственность за собственный миф и от нашей способности сохранять неопределенность, которая всегда предшествует новому осмыслению. Эта задача является ключевой и с точки зрения здоровья отдельного человека, и общества в целом.

Миф не создается. Он ощущается как космическая энергия, сформированная или воплощенная в бессознательном, которая воспринимается или отвергается сознанием. Энергия на какое-то время наполняет образ, указывает на таинство, а затем, когда мы надеемся ее сохранить и удержать, она ускользает, уходит в потусторонний мир, чтобы потом вновь появиться в совершенно ином образе.

Единственным величайшим изменением в человеческой культуре, указывающим на природу модернизма, является то, что мир стал психологичным. То есть везде и всюду проявляется логос или духовный смысл, имеющийся в душе. Это значит, что мы утратили и простую веру, и внешние авторитеты и постепенно признаем, что нами изнутри управляют те самые энергии, которые движут космосом. Миф говорит нам, что все происходит внутри нас, в бессознательном. Психика каждого человека – это место, где внешнее встречается с внутренним. Именно там можно найти заново сформированный миф. Да, этот уровень духовной ответственности очень трудно принять, трудно справиться с сопутствующим страхом и следить за появлением нового мифа, поднимающегося из глубины – из глубины истории, из глубины культуры, из глубины сознания. Но в этом и заключается наша задача. Как пишет Согъял Райнпош:

«Взгляд внутрь требует от нас величайшей деликатности и величайшего мужества: это ничуть не меньше, чем полное изменение нашей установки по отношению к жизни и разуму. Мы настолько пристрастились смотреть лишь на внешний мир, что почти полностью потеряли доступ к своей внутренней сущности. Мы приходим в ужас от необходимости взглянуть внутрь себя, ибо наша культура не дала нам никакого представления о том, что мы можем там найти. Мы можем даже подумать, что сойдем с ума, совершив такой поступок. Это одна из последних и самых основательных защит Эго, лишающих нас возможности открыть свою истинную сущность»[181].

Допустив, что природа вытолкнула нас в жизнь уже готовыми к ней, что все необходимое уже ожидает нас и что это доверие и стремление войти в неведомый мир приведут нас туда, куда нужно, – мы всегда будем ощущать себя дома. И нашим домом, нашим пристанищем станет не конкретное место и не идеология. Нашим домом станет странствие. Мы должны помнить то, что сказал апостол Павел: «Не ты корень держишь, но корень – тебя»