В поисках анаконды - [32]
А теперь снова предоставляю слово Курту. Он расскажет о нашей жизни на Каукае, о трудностях съемки в сырых, жарких джунглях и о поисках анаконды:
«Утро в джунглях. Косматый лес стряхивает с себя пелену тумана, и он уплывает вниз по сонной реке. Усталые после ночного бдения, миллионы москитов удаляются на отдых. Но в тот самый миг, когда первые лучи ослепительного солнца разбиваются вдребезги о блестящую поверхность воды, из зарослей в поисках жертвы вылетают тучи кровожадных мух. Я сижу беззащитный около нашего лагеря, перезаряжаю кассету, когда они набрасываются на меня. Обе мои руки — в черном мешке, где происходит перезарядка, а намазаться жидкостью, отпугивающей крылатых хищников, я забыл. Миг — и мои плечи уже совершенно изъедены. В отчаянии выдергиваю руки из мешка, жертвую пленкой. Конквистадоры, миссионеры, путешественники прошлого — как они могли выносить хоть один день в этой стране без спасительной жидкости!..
…Вот уже много часов мы пробиваемся с помощью мачете сквозь сплетение косматых воздушных корней, упрямых ветвей и колючих пальм, а коварные лианы ловят нас в свои сети и подставляют ножку. Воздух влажный и душный. Наши рубахи потемнели от пота.
Наконец впереди открывается ярко-зеленое болото; упавшие деревья-гиганты простирают в немом отчаянии к небу черные руки-сучья. Маленькая блестящая рыбка нарушает раскаленную тишину, выпрыгивая из воды. Несколько пузырьков газа лопаются на маслянистой поверхности.
Здесь живет водяной удав — анаконда. Мы балансируем по гниющим стволам, проваливаемся по пояс в грязь, а за нами неотступно следуют тучи насекомых. Съемочная камера становится все тяжелее и тяжелее. Руки горят, когда я поднимаю ее, чтобы заснять очередные кадры. И вот случается неизбежное. Слышится характерный треск, словно кто-то давит ногами ореховую скорлупу: разбухшая от влаги лента заедает, и лентопротяжный механизм рвет перфорацию. Пробую сменить кассету. Снимаю несколько сцен — снова треск. Нет, видно, из съемок ничего не выйдет. Расстроенные, мы продолжаем поиски, но я мечтаю лишь об одном — хоть бы мы не нашли анаконду сегодня! Моя мечта сбывается.
Вечером я бьюсь над разрядкой кассет. Руки влажны от пота. Светочувствительный слой превратился не то в сметану, не то в жевательную резину. Все же мне удается убрать ленту в жестяные коробки. Однако вечерняя роса слишком обильна, чтобы я мог разобрать аппарат. Уныло заползаю под накомарник и долго не могу заснуть…
…Ослепительное жаркое утро. На ящике под брезентовым тентом разложены внутренности съемочной камеры. Олле вызвался мне помочь. Мы чистим, протираем и смазываем кадровое окно и лентопротяжный механизм — лента должна идти возможно легче. Не один час уходит на то, чтобы собрать аппарат и проверить, что он действует так, как надо, в этой раскаленной атмосфере. Затем мы снова отправляемся на охоту за анакондой. Но теперь я беру с собой пузырек с машинным маслом и смазываю фильмовый канал, как только начинает заедать ленту. Целую неделю мы обливаемся пóтом, предаваясь тщетным поискам гигантской змеи. Затем возвращаемся в Пуэрто-Легизамо…»
Как и в Пасто, Курту удалось разыскать в Пуэрто-Легизамо специалиста, который взялся проявить несколько проб.
«…Тропическое воскресенье. Маленькая отважная крылатая машина приземляется на аэродроме — опять без нашего снаряжения… Настроение падает. Мы бредем в деревню к эль професор — местному учителю, который одновременно является деревенским фотографом. Накануне вечером я дал ему проявить несколько проб, а Рольф доверил фотографу свои фотоленты. Однако нам не удалось застать эль професор дома. Оказывается, у него есть еще одно занятие — он выращивает бойцовых петухов. А сегодня в Пуэрто-Легизамо петушиный бой. Хриплое кукареканье и вопли восторженных зрителей помогают нам без труда найти место, где идет сражение.
Посреди маленькой арены сидит на корточках наставник юношества и опрыскивает ромом истеричного петуха. Лицо учителя побагровело от возбуждения и спиртного. Зрители орут.
Несколько мальчишек собирают тлеющие на песке окурки и докуривают их.
И вот два петуха становятся в позу профессиональных бойцов; представление начинается. Роль шпаг играют клювы, удары наносятся по всем правилам искусства. Первые выпады отличаются продуманной осторожностью — надо разведать тактику и силы противника. Затем темп боя нарастает. Молниеносные выпады и контрвыпады, рев зрителей… Облака ныли, летящие во все стороны перья… Кровь брызжет на жаркий песок, который жадно впитывает каждую каплю. Невозмутимые мальчишки допивают остатки из пивных бутылок. Время от времени по песку проносится быстрая тень — над ареной парят в нетерпеливом ожидании стервятники. Обезумевшие петухи продолжают смертельную схватку. Бьют клювами и ногами, стараясь поразить голову противника остро отточенными шпорами. Убить или погибнуть самому — третьего не дано! Вот один из бойцов наносит сокрушительный удар, шпора вонзается в голову противника. Петухи мечутся по кругу в вихре перьев и капель крови. Эль професор проиграл. Крики и брань сливаются в невообразимый гул. Мы спрашиваем учителя, как обстоит дело с нашими негативами. «Маньяна де маньяна» — завтра утром все будет готово…
